– Спасибо за предложение, только у меня нет никаких комнатных растений. Я не держу цветов, потому что довольно часто не ночую дома. Работа такая.

Сказав это, я обернулся через плечо, словно для того, чтобы удостовериться в правильности своих слов. Наверное, мне следовало пригласить Джейн на чашечку кофе, но вместо этого я спросил:

– Ты, наверное, торопишься на службу?

– Да.

– Я тоже, так что извини – мне нужно бежать. Давай как-нибудь, когда все утрясется, сходим в кино или пообедаем вместе?

Мы оба любили фильмы с участием Де Ниро. Это была единственная вещь, которая нас объединяла.

– Отлично. Позвони мне, когда будешь свободен.

– Обязательно.

Закрыв дверь, я вернулся на кухню, упрекая себя за то, что не пригласил девушку войти. Когда я закрывал крышку ноутбука, на глаза мне попалась стопка бумаги толщиной с дюйм, лежавшая рядом с принтером, – мой неоконченный роман. Я начал работать над ним больше года назад, однако конца ему все еще не было видно, и я сомневался, допишу ли я его вообще. Предполагалось, что роман будет о литераторе, который попадает в аварию на мотоцикле и, получив паралич всех четырех конечностей, нанимает на средства от страховки прелестную молодую женщину, студентку местного университета, чтобы она печатала на машинке текст, который он будет ей надиктовывать. Вскоре, однако, горе-писатель обнаруживает, что машинистка по своему усмотрению редактирует и перекомпоновывает все сказанное им. Кроме того, ему открывается нелицеприятная правда: молодая женщина пишет гораздо лучше, чем он. Проходит некоторое время, и бедняга уже ничего не диктует, а только молча сидит и слушает, как стучит печатная машинка. Из творца он становится пассивным наблюдателем, и ему все сильнее хочется задушить девицу своими собственными руками, но руки не слушаются. Словом, сущий ад…

Так или иначе, черновики оставались на столе, и время от времени я испытывал искушение взяться за них снова. До сих пор не понимаю, почему я не убрал их в нижний ящик стола, где пылился еще один незаконченный роман, начатый несколькими годами раньше и тоже брошенный на полпути. Наверное, подсознательно мне хотелось, чтобы рукопись лежала на видном месте, стимулируя новые позывы к творчеству.

Когда я пришел на работу, отдел новостей «Роки-Маунтин ньюс» был еще пуст и безлюден. Разумеется, утренний редактор и пара ранних пташек из числа хроникеров уже торчали за своими столами, однако, кроме них, я никого не встретил. Большинство наших сотрудников обычно начинают подтягиваться часикам к девяти, а то и позже.

Первую остановку я сделал в кафетерии, подкрепившись там еще одной чашечкой кофе, а затем заглянул в библиотеку, где меня ожидал толстый конверт с моим именем, небрежно написанным сверху. Вознамерившись поблагодарить Лори, я обнаружил, что ее стол пуст; очевидно, мисс Прайн тоже пока не прибыла на работу.

Вернувшись в отдел новостей, я бросил взгляд через прозрачную стенку в кабинете главного. Гленн был уже на месте и, как всегда, говорил по телефону. В общем-то, он не был мне нужен, и я взялся за свою обычную рутину, просматривая поочередно свежие номера «Роки-Маунтин ньюс» и «Пост».

Мне всегда нравилось наблюдать перипетии борьбы двух ведущих денверских газет. Если бы я вел статистику, то перевес по очкам давали бы, наверное, только эксклюзивные статьи и обзоры, так как в остальном наши гиганты писали, как правило, об одном и том же (и почти одними и теми же словами). Образно говоря, это была затяжная позиционная война, хотя в реальности ее сомневаться не приходилось.