Черные косы завяжет у стана
И убежит, и в просторе полей
Сладко и вольно так дышится ей.
Та ли, другая пред нею дорожка —
Смело ей вверится бойкая ножка;
Да и чего побоится она?…
Всё так спокойно; кругом тишина,
Сосны вершинами машут приветно, —
Кажется, шепчут, струясь незаметно,
Волны под сводом зеленых ветвей:
«Путник усталый! бросайся скорей
В наши объятья: мы добры и рады
Дать тебе, сколько ты хочешь, прохлады».
Полем идешь – всё цветы да цветы,
В небо глядишь – с голубой высоты
Солнце смеется… Ликует природа!
Всюду приволье, покой и свобода;
Только у мельницы злится река:
Нет ей простора… неволя горька!
Бедная! как она вырваться хочет!
Брызжется пеной, бурлит и клокочет,
Но не прорвать ей плотины своей.
«Не суждена, видно, волюшка ей, —
Думает Саша, – безумно роптанье…»
Жизни кругом разлитой ликованье
Саше порукой, что милостив Бог…
Саша не знает сомненья тревог.
Вот по распаханной, черной поляне,
Землю взрывая, бредут поселяне —
Саша в них видит довольных судьбой
Мирных хранителей жизни простой:
Знает она, что недаром с любовью
Землю польют они потом и кровью…
Весело видеть семью поселян,
В землю бросающих горсти семян;
Дорого-любо, кормилица-нива! —
Видеть, как ты колосишься красиво,
Как ты, янтарным зерном налита,
Гордо стоишь, высока и густа!
Но веселей нет поры обмолота:
Легкая дружно спорится работа;
Вторит ей эхо лесов и полей,
Словно кричит: "Поскорей! поскорей!"
Звук благодатный! Кого он разбудит,
Верно, весь день тому весело будет!
Саша проснется – бежит на гумно.
Солнышка нет – ни светло, ни темно,
Только что шумное стадо прогнали.
Как на подмерзлой грязи натоптали
Лошади, овцы!.. Парным молоком
В воздухе пахнет. Мотая хвостом,
За нагруженной снопами телегой
Чинно идет жеребеночек пегой,
Пар из отворенной риги валит[7],
Кто-то в огне там у печки сидит.
А на гумне только руки мелькают
Да высоко молотила взлетают[8]
Не успевает улечься их тень.
Солнце взошло – начинается день…
Саша сбирала цветы полевые,
С детства любимые, сердцу родные,
Каждую травку соседних полей
Знала по имени. Нравилось ей
В пестром смешении звуков знакомых
Птиц различать, узнавать насекомых.
Время к полудню, а Саши всё нет.
«Где же ты, Саша? простынет обед,
Сашенька! Саша!..» С желтеющей нивы
Слышатся песни простой переливы;
Вот раздалося «ау!» вдалеке;
Вот над колосьями в синем венке
Черная быстро мелькнула головка…
«Вишь ты, куда забежала, плутовка!
Э!.. да никак колосистую рожь
Переросла наша дочка!» – Так что ж?
"Что? ничего! понимай, как умеешь!
Что теперь надо, сама разумеешь:
Спелому колосу – серп удалой,
Девице взрослой – жених молодой!»
– Вот еще выдумал, старый проказник! —
«Думай не думай, а будет нам праздник!»
Так рассуждая, идут старики
Саше навстречу; в кустах у реки
Смирно присядут, подкрадутся ловко,
С криком внезапным: «Попалась, плутовка!» —
Сашу поймают, и весело им
Свидеться с дитятком бойким своим…
В зимние сумерки нянины сказки
Саша любила. Поутру в салазки
Саша садилась, летела стрелой,
Полная счастья, с горы ледяной.
Няня кричит: «Не убейся, родная!»
Саша, салазки свои погоняя,
Весело мчится. На полном бегу
Набок салазки – и Саша в снегу!
Выбьются косы, растреплется шубка —
Снег отряхает, смеется, голубка!
Не до ворчанья и няне седой:
Любит она ее смех молодой…
Саше случалось знавать и печали:
Плакала Саша, как лес вырубали,
Ей и теперь его жалко до слез.
Сколько тут было кудрявых берез!
Там из-за старой, нахмуренной ели
Красные грозды калины глядели,
Там поднимался дубок молодой.
Птицы царили в вершине лесной,
Понизу всякие звери таились.
Вдруг мужики с топорами явились —
Лес зазвенел, застонал, затрещал.