И опять куда-то ушла уверенность, потому что не срабатывали здесь привычные методы, и всё, что Марат мог и умел, годилось в бизнесе, в общении с людьми, но перед неизлечимой болезнью отступало, теряло силу, обесценивалось. А нет ничего хуже осознания собственной беспомощности.

Марат посмотрел в окно, за которым открывалась территория больницы, газоны, дорожки, другие здания, деревья, одетые густой зелёной листвой. По дороге вдоль ограды катили машины, в два потока, в одну сторону, в другую. Будто другой мир, нормальный, а он ‒ здесь. Где всё не так. И он ‒ не он. Не тот самый самонадеянный невозмутимый Марат Агишев, который всегда точно знает, что нужно делать, и у которого, в принципе, всё всегда получается, а если не получается, то просто стоит ещё постараться, чуток или немного побольше, и тогда уж точно ‒ получится. А кто тогда?

‒ Вы ведь с Галиной не женаты? ‒ пробилось сквозь мысли.

‒ Нет.

‒ У вас другая семья?

‒ Нет.

‒ А девочка останется с вами?

Марат молчал.

Зав не стал повторять вопрос, понимал, что собеседник прекрасно расслышал, и, наверное, ещё что-то понимал. То ли вздохнул, то ли усмехнулся, попытался притушить разочарование во взгляде.

‒ Ещё что-то хотите узнать? Или я могу идти? ‒ поинтересовался вежливо, а сам, не дожидаясь ответа, поднялся со стула. И Марат встал.

‒ Спасибо. ‒ Он вытянул из кармана портмоне.

Зав заметил, хмыкнул.

‒ Идёмте. У меня действительно времени в обрез.

Когда садился в машину, зазвонил мобильный. Марат даже смотреть не стал, кто, нажал на соединение.

‒ Ну, Марат, ты где? ‒ прилетело из телефона. Кристина. Не слишком возмущалась, скорее, чуть негодовала, сообщая: ‒ Я тебя жду. Ты когда подъедешь?

‒ Зачем?

Кристина была нормальной девушкой, не стервой, не дурой, не истеричкой, без завышенных запросов и претензий. Самое то, чтобы хорошо проводить время вместе.

‒ Ты же обещал, что сходим куда-то.

‒ Куда?

‒ Тебе лучше знать. Куда ты хотел?

‒ Не знаю.

Он действительно не знал, абсолютно не помнил, что там планировал.

‒ Марат, с тобой всё в порядке?

‒ В порядке, ‒ заверил он, придумал на ходу, не напрягаясь: ‒ Просто очень занят. Извини. Сегодня не получится. Никак. Завтра. Или…

Может, действительно, встретиться с ней? Только не ходить никуда, остаться у неё или привезти Кристину к себе, отвлечься. Но что-то вот совсем, даже мысленно не вдохновляет, наоборот, вызывает неприятие и раздражение. И Марат продолжил, совсем не так, как секунду назад собирался:

‒ …послезавтра. Сходим, куда скажешь. А сейчас ‒ дела.

‒ Мог бы тогда и позвонить, ‒ с упрёком проговорила Кристина. ‒ Предупредить.

‒ Извини, замотался, ‒ произнёс Марат сквозь стиснутые зубы. Как же ему надоело оправдываться? Раздражение только возрастало, и всё сильнее хотелось, не сдерживаясь, проораться и послать всё, всех. Но Крис-то причём? И он нетерпеливо закончил: ‒ Ну всё. Пока. ‒ И отключился.

Когда проезжал через перекрёсток перед самым носом выскочил какой-то урод на раздолбанной Таврии. Вот тогда Марат реально проорался, высказался, не сдерживаясь. Хотя камикадзе на самоходном корыте вряд ли его услышал, но главное ‒ душу отвёл.

12. 12

Что дальше? Куда бежать, чем себя занять? Уж лучше бы и правда, какой-нибудь фарс-мажор случился: в смету не уложились, сроки затягивали, материалы не подвезли, работники разбежались, заказчик угрожал расторжением договора. Что со всем этим делать, Марат прекрасно знал, даже бы не загонялся особо. И не такое случалось, как бы нибудь да разрулил. А вот что делать с тем, с другим?

Честно, он многое бы не пожалел, лишь бы больше не прозвучало: «Что касается здоровья ‒ ничем. Не помочь». Но, положа руку на сердце, не только потому, что искренне сочувствовал Галке, жалел её, а ещё и потому, что боялся оказаться вот так внезапно, совершенно не ожидая и не предполагая, отцом-одиночкой.