Книга, основанная на многочисленных интервью и новых документах из российских и американских архивов, впервые полно рассказывает историю жизни Вана Клиберна и Конкурса имени Чайковского. Эта история неразрывно связана с холодной войной, которая превратила музыкальный конкурс в событие мирового значения, и с ее основными действующими лицами, в частности с Никитой Хрущевым и президентами США, с которыми он имел дело: Эйзенхауэром, Кеннеди, Джонсоном и Никсоном. Повествование также проведет вас через замечательные фортепианные концерты Чайковского и Рахманинова. Эти высшие достижения романтизма служили удивительным звуковым фоном событий на протяжении всех трех десятилетий глобального противостояния.
Если история Вана Клиберна сегодня резонирует особенно сильно, то происходит это потому, что текущие события опередили написание этой книги. Перед нами снова открылось окно в недавно существовавший и, казалось бы, навсегда исчезнувший мир, и вид, открывающийся сегодня из этого окна, слишком хорошо нам знаком. В то время как мы слышим разговоры о новой холодной войне, наверное, стоит вспомнить, что Россия и Америка уже были в долгих отношениях любви-ненависти. Обе страны примерно в одно и то же время стали мировыми державами. Оба полиэтнических государства одной ногой стояли в древней утонченной Европе, а другой – на огромных диких просторах. Обе страны исповедовали экстремистскую идеологию и утопически воспринимали собственную идентичность. Если Америка – это сияющий град на холме, то Россия – это третий Рим и потир истинной веры, будь то вера православная или коммунистическая. В то время как Америка несла счастье через свободу, Россия стремилась к стабильности через автократию. И если в Америке главными героями стали бизнесмены и промышленники, то в России это были художники, которые сумели заглянуть в неизведанные глубины человеческой души.
Конфликт между этими молодыми-старыми странами определил весь ход истории во второй половине XX века. Произошло это не только из-за военной мощи двух держав, но и из-за жесткого выбора, обусловленного их совершенно разными воззрениями на природу человека. Тем не менее где-то в глубине этих воззрений была общая основа – нужно было только заново ее открыть. Кажется неожиданным, что это было сделано с помощью музыки, но в некотором смысле такой процесс означал возвращение к истокам. В конце XIX – начале XX века не было на земле места, где любили бы русскую музыку больше, чем в Америке. Даже в самой России ее так не любили.
Прелюдия в двух частях
Немного о Чайковском
К 1874 году прошло восемь долгих лет с тех пор, как Московская консерватория открыла свои двери для Петра Ильича Чайковского. К этому времени он числился профессором по классам свободного сочинения, теории, гармонии и инструментовки. Пышное название должности полностью противоречило бессистемным выплатам преподавателю (они составляли 50 рублей в месяц), и 34-летний музыкант подрабатывал случайными публикациями критических обзоров. Обе работы отвлекали Чайковского от композиторской деятельности, которая, впрочем, не приносила ему ничего, кроме чуть теплых похвал. Для русских его музыка была слишком западной, для европейцев – слишком незатейливой. Венский критик Эдуард Ханслик, который написал рецензию на премьеру скрипичного концерта Чайковского (Neue Freie Presse, 5 декабря 1891 года), пренебрежительно сравнил ее с «бессмысленными и мрачными увеселениями русского церковного праздника», где «нет ничего, кроме затертых, опустошенных лиц, грубых ругательств и запаха дешевого спиртного». Поэтому, когда в том же году Чайковский начал писать свой первый фортепианный концерт, он решил объединить в нем западные и русские музыкальные практики в произведение нового стиля, которое получило бы всеобщее одобрение и наконец позволило бы ему оставить свою постылую должность. Проще говоря, он задумал большую виртуозную работу по освоению броских народных тем. Одни из этих мелодий он слышал от слепых нищих на рынке, другие были взяты из русских и украинских народных песен, кроме того, он использовал мелодию французской шансонетки «II faut s’amuser danser et rire». К концу декабря концерт был вчерне готов. Чайковский хотел посвятить его Николаю Рубинштейну, основателю и директору Московский консерватории, прекрасному пианисту. Композитор надеялся, что Рубинштейн согласится стать первым исполнителем его концерта. В канун Рождества, перед тем, как отправиться на праздничный вечер, Рубинштейн попросил Чайковского наиграть ему весь концерт