Нэзе же прищурилась. Никогда и никто не смел называть её так. Однако эльфийские девы не ведали стыда, и она не видела ничего зазорного в том, чтобы позволить ему болтать. И всё же, дождавшись, когда Вирм замолкнет, Нэзе подалась к Сигурду и в самое ухо ему произнесла:

– Накажи его! Пусть не смеет меня позорить!

Сигурд стиснул кулаки. До того он пристально глядел на брата, решая, как с ним поступить, но теперь перевёл взгляд на возлюбленную, удивляясь желанию, не достойному благочестивой девы, пусть и язычницы.

– Если я подниму секиру, Нэзе, я не опущу её, пока не напою кровью. Таков мой нрав.

– Что мне за дело до твоего нрава? Разве может мужчина молча слушать, когда такими словами порочат ту, с кем он недавно надеялся разделить и постель, и кров?

Сигурд отвернулся и снова посмотрел на Вирма. Нэзе, безусловно, была права. Но той ночью он уже пережил смерть брата и не хотел увидеть ещё одну.