На следующее утро я позаимствовала у Галлеи ездовые брючки и теплый полушубок. Теперь я обучалась верховой езде дважды в день – после завтрака и перед закатом. Вдруг пригодится для очередного побега?

Принцесса в это время крутилась штопором над моей побелевшей от снега головой. Или не от снега вовсе.

На пятые сутки я вполне сносно держалась в седле, а харпия слушалась каждой пятой команды. Четыре она упорно пропускала мимо черных ушей, торчавших с боков от зеленого костяного «ирокеза».

Учеба занимала свободное время, которого вне академии стало кошмарно много. А еще езда на драконо-лошади напрочь изгоняла из головы мысли.

Пока я находилась в состоянии прыгающего полета, я не помнила ни про Габа, ни про меховой пол, ни про скрип экипажа, раскачивавшегося от ветра и нашей страсти… Словом, из двух зол – страдать в спальне и страдать на харпии – я выбрала второе.

На шестое утро заточения в Грейнхолле Владыка получил известие, которое переменило все. Туман ушел!

Собрал вещички, подхватился и утопал обратно на Рубежи!

У Галлеи булочка изо рта вывалилась, а я от изумления уронила золотую ложку. Но монарх, почесав макушку под веночком, подтвердил: тумана в Пьяналавре больше нет.

Что тому стало причиной? Усилия магистров, разработки Башелора, упорство сатарской армии? Или милость Верганы, добытая Габриэлом в три подхода? Неужели благосклонность богини – не пустой звук, и она, получив желаемое, позаботилась о любимчике?

А может, просто везение. Или ветер сменился и отогнал страшное серое облако в Вандарф…

Загадка осталась неразгаданной, но советники стали возбужденно шептаться о возвращении в столицу. К своим нарядам, интригам, развлечениям и прочей важной чепухе.

И только Галлея и Аланна не радовались новости. Для Галы возвращение в Пьяналавру означало расставание с Раином, драконицей и свиданиями в деревне. Для Аланны – «утрату» супруга. Не в смысле вдовства, а в более трагичном… Все розовощекие любительницы сочной травки дожидались Владыку в Пьяни.

И все же… туман отступил. Побежденный без войны, он, зализывая невидимые раны, уполз обратно на вандарфские поля. И в столице, несмотря на метель, вдруг разлетелся странно-сладкий запах лета. Сочных лугов, душистых вергиний, романтики.

Аромат стоял пару дней, но к моменту, когда мы с Галлеей доехали в экипаже до Пьяни, он успел рассосаться. Мы довольствовались свидетельствами очевидцев: да, в Сатаре в эти дни пахло не страхом. Любовью.

Чудной был все-таки этот туман.

***

Заслоны, которые воздвигали вокруг академии на наших глазах, были свернуты. По заснеженному холму, убегающему узкой дорожкой к воротам Пьяни, гуляли студенты. Все вернулись к прежней жизни, как по божественному щелчку!

Видимо, сатарцы за семь лет так привыкли к угрозе, что научились жить вопреки. Да, прорыв может случиться в любую минуту, да, армия может не сдержать напор рогатых… Но это не повод годами трястись от страха. Угроза миновала – и все, отряхнувшись, расправили перышки и вышли погреться на зимнее солнце.

В академии каким-то чудом прознали, что я больше не нахожусь в статусе компаньонки. Меня продолжали звать Эммой, но отношение стало другим. В мелочах, в нюансах… Так, камеристка больше не пыталась отхлестать меня по заду полотенцем за порванную форменную юбку. А прочие неллы, встречаясь в коридоре, приседали в коротком книксене.

В столовой для персонала мне отказались подавать поднос с утренней кашей. Сообщили, что указом ректора теперь я питаюсь наверху, вместе с Галой и прочими «высшими». Удрученно пыхтя, я влезла по лестнице в галерею с белыми шторами и уселась на место Танисы.