— А, - нахмурил бровки свои красивые, - она захотела индивидуалку, попросила пресс ей проработать. - Потёр переносицу, не понимая мои прямые намёки.

— Не это она хочет, ой не это.

Братик обернулся, посмотрел на девушку, будто не проводил с ней и минуты, хмыкнул и, отвернувшись, ответил:

— Да мне как-то не до этого сейчас.

Прыснула, прекрасно зная этого спортсменчика, что с детства отцом был привязан к рингу.

— Ты ей это объясни тогда, пока она себе детей в воображении от тебя не родила.

Ники закатил глаза:

— Ксюш, в кого ты такая у нас, а?

— Уж точно не в тебя, мягкосердечный братишка. – Задумалась. – Слушай, мелкий, время-деньги, пошла я блины сбрасывать.

Переспросил:

— Блины?

Вздохнула, в воображении треснув себе по губам за длинный язык.

— Анька вчера готовила…

И брат успел разобидеться:

— А что меня-то не позвали?

— Чтобы ты потом на неделю в зале закрылся? Это я какой бы урон нанесла твоему заведению и всем этим ненаглядным посетительницам, а? Они же меня сожрали бы! Да и вообще, — прикусила губу, улыбнувшись и потянув интригу, — вчера к Ане парень приезжал.

— Да ладно!?

— И ты вообще был бы не к месту.

— Нормальный хоть? А то ей хватило того урода.

Вздохнула, определенно согласившись с характеристикой её недобывшего. Выблюдок, редкостгый уж...

— Вроде бы. По крайней мере, за Олегом ничего не числится, проверяла. Чист и свеж. И вроде с неплохими намерениями...

Спустя 4 часа.

— Ксения Федоровна, здравствуйте. Проходите. — Пропускает меня внутрь своей квартиры в панельной пятиэтажке Верещагина А.М. - мать пропавшей неделю назад Верещагиной М.Ф. Да, так отдаляясь и строго по факту, проще не принимать близко к сердцу.

Смотрю на женщину, выплакавшую себе за это время зеркало души, выдыхаю. С каждым днём вероятность найти её дочь живой становится все меньше и меньше. Захожу внутрь. Убеждаю себя снова: «чем больше ты переживаешь, тем больше совершаешь ошибок».

Но где она? Прочесано всё, что только можно в этом и в ближайших районах. Все её пути следования, столько собак нагнали. Столько знакомых опросили.. - ничего. Волонтеры, мы, росгвардия... ни-че-го. Распечатка звонков, переписка… ни-че-го. И это странно!

— Есть какие-нибудь новости о моей девочке? — Провела на кухню, достала пряники и чай, будто не заметив, что я отказалась.

— Анастасия Михайловна, Вы о подработке Майи знаете что-нибудь? – Не стала тянуть, вывалив последнюю зацепку, всплывшую вчера в опросе её одногруппника.

— Она говорила, что работает в кафе, но я не интересовалась… раньше.

Ключевое «не интересовалась». Большинство родителей не интересуется, всё ли в порядке с девятнадцатилетней девчонкой, только начавшей узнавать жизнь. И я не хочу кого-то за что-то осуждать, у всех, как всегда, свои обстоятельства.

— Больше ничего?

Женщина прячет дрожь, сжимая кисти рук. В её глазах снова видны слёзы. Винит себя во всём, но разве это чему-то поможет? Все звуки ломаются, задребезжав на миг, как край кружки, поспешно поставленной на стол:

— Говорила, что её туда устроила Оля из университета. Больше ничего. Вы думаете, это как-то связано? Как я не уследила...

Только никакой Оли в её группе нет.

С разрешения ушла в комнату, оставила дверь открытой, прекрасно зная, что сейчас там остановится её мама, не решаясь войти сюда. А что тут, собственно? Плюшевые мишки, косметика, романы, дневники, фотографии... с последних улыбается наивная девчонка с челкой, косичками, курносым носом и озорством в карих глазах.

Куда тебя, девочка, занесло? Оборачиваюсь, взглянув на её застывшую в дверях мать. Кажется, я вижу, как из этой женщины вытекает вся сила с каждой прожитой секундой. Кажется, мне пора стать слепой.