Мишин вздрогнул, что-то вспоминая, и поднял глаза на директора.
– Наша компания первая в российской нефтянке с конца нулевых начала делать отдельные цифровые решения для исследования нефтяных скважин, – Пашковский цепким взглядом смотрел на присутствовавших замов. – Мы начали дистанционно управлять оборудованием месторождения, превращать все производственные процессы в цифру. У нас самые большие наработки в российской нефтянке по отдельным цифровым решениям на всех этапах нефтедобычи. Первыми запустили «Центр управления добычей нефти», объединивший все самые современные решения. Но что произошло? Почему мы стали отставать с массовой трансформацией их в полноценные цифровые двойники?
В это время «Роснефть» первой в России в прошлом году запустила проект «Цифровое месторождение», который реализовала на базе Илишевского месторождения, впервые в отрасли охватив все основные процессы нефтедобычи и логистики. Что это дало Игорю Ивановичу7 кроме лавр первого? Экономический эффект порядка миллиарда в год. Вот что!
«Лукойл» тоже зря времени не терял. Дон8 умеет расставлять правильные кадры, в этом ему не откажешь. Результат налицо. Они сейчас запускают самую масштабную цифровую модель нефтяного месторождения в России – Ватьеганского месторождения. Беспрецедентный по масштабу и сложности проект! Это создание цифровых двойников трёх тысяч скважин и охват всей производственной цепочки добычи – от нефтяного пласта до нефтехранилища. Чем мы можем на это ответить? – Пашковский обвёл глазами присутствующих.
Впереди Ободзинского Светлана Ковальчук, начальник управления подсчёта запасов и развития ресурсной базы, неутомимая, вечно молодящаяся дама, находящаяся в постоянной борьбе с возрастом (и, по её внутреннему убеждению, окончательно его победившая), с серьёзным выражением лица проверяла корпоративную почту на телефоне. Бросив по сторонам короткий взгляд, она быстро переключалась в WhatsApp и с кокетливой улыбкой, чуть прикусив губу, отправляла какое-то «важное сообщение». И через мгновение – вновь открытый мобильный Outlook на телефоне и полный глубоких мыслей о текущих задачах взгляд на Пашковского.
Пятничный casual дресс-код, допускающий определённые отступления от строгой повседневной одежды, в её исполнении превращался в голубые, драные на коленках джинсы с кожаным ремнём с большой блестящей изогнутой пряжкой D&G и цветастую маечку «пожар в джунглях», которую её молоденькие сотрудницы вряд ли осмелились бы надеть в офис даже на Хэллоуин.
Услышав голосистые раскаты её голоса, хорошо поставленного в девичестве на текстильной фабрике в Иваново, её сотрудники в опенспейсе тут же молча надевали каски и средства индивидуальной защиты от оружия массового поражения (маски, до этого висящие на подбородке, натягивали прямо на глаза), превентивно распечатывали отчёты о текущем статусе разработки месторождений и опускали головы под мониторы, дабы их не задели пролетающие горячие осколки её фонтанирующего спича.
Всё менялось, когда рядом проходил Ободзинский или кто-то из неженатых начальников департаментов или управлений. Ковальчук по мановению волшебной палочки превращалась в мягкую Белоснежку с большими невинными голубыми глазами, окружённую маленькими тупыми гномиками-даунятами, с которыми ей приходится нянчиться ежедневно, и, если бы не подошедший принц, она бы точно ни с чем не справилась, «она ведь девочка, а не ломовая баба».
Труднее всего в её управлении приходилось неженатому и скромному начальнику отдела Косте Саврасову. На него единственного из всего управления Светлана ни разу за два года не повысила голос. Приветствуя его, она всегда улыбалась, чуть наклонив голову, и пела соловьём: «Доброе утро, Костя!», а не рыкала «Сергей, явился, наконец!» или «Александр, чем ты там занимаешься?». Периодически она вызывала его с отчётом в себе кабинет. Костя строевым шагом заходил: