– Ну, Анна Викторовна, вам-то, конечно, расскажу! – Ободзинский усмехнулся. – Когда нефть на скважине истощается, например, на старых месторождениях, туда под большим давлением – до тысячи атмосфер – закачивают специальную жидкость. Под давлением разрывается пласт вокруг скважины и раздвигаются слои породы, через которые начинает течь дополнительная нефть, – Ободзинский руками так «раздвинул породу», что чуть не задел Мишина, еле увернувшегося от его «гидроразрыва». – А чтобы слои не сомкнулись назад, вместе с жидкостью начинает подаваться пропант – похожая на песок смесь мелких керамических гранул, которая и повышает проницаемость грунта для нефти. Это и есть гидроразрыв пласта. В итоге вокруг скважины образуется дополнительная паутина трещин, через которые и увеличивается поступление нефти в скважину, – улыбаясь, закончил он.

– Понятно, мальчики. А что вы там симулировать собрались? – было ясно, что серьёзную Анну Викторовну так просто голыми руками не возьмёшь.

– Аня, симулирование – это моделирование ситуации в скважине. Во-первых, трещина может пойти не туда, куда нужно, и пропант может распределиться по ней не так, как нам бы хотелось. Трещина может уйти не к нефтесодержащему слою, а к подземной реке, например, – было ясно, что Аня случайно задела любимый конёк Ободзинского. Теперь его было не остановить: – Или пропант унесётся далеко от скважины и потеряет с ней контакт. Тогда вся работа будет бесполезна. А это десятки миллионов рублей! – Ободзинский поднял вверх указательный палец: – Для этого используется специализированный софт под названием «симулятор ГРП». Он рассчитывает физико-математическую модель развития трещины. Разработка таких сложных программ для моделирования этих процессов требует одновременного участия физиков, математиков, программистов…

– Возьми у меня, кого считаешь нужным, – прервал его Мишин, бросив нетерпеливый взгляд на лифт, который где-то застрял. Цифровые изменения в нефтянке Мишина совсем не возбуждали. Вместо спокойной реализации понятного, заблаговременно утверждённого плана развития компании и освоения выделенных под это бюджетов генеральный опять летел куда-то вперёд, что-то трансформировал, что-то улучшал, что-то ускорял.

Мишин вздохнул. «Как-то жили мы до этого без этой цифровизации, и ничего – нефть качалась, добычу увеличивали, грамоты и премии получали. За последние шесть-семь лет всё изменилось. Стали приходить на руководящие должности молодые, ретивые, с заграничными МВА, отработавшие в «Шеллах» и «Бипишках» по нескольку лет. Что генеральный директор, что этот выскочка Ободзинский. Что-то я не слышал, чтобы «новое трансформационное мышление» или программка на компьютере ускоряли добычу нефти. Принципы в нефтянке неизменны уже больше ста лет: хочешь больше нефти – бури новые скважины, используй хорошее оборудование, правильно выстраивай наземную инфраструктуру и, конечно, привлекай опытных спецов. Нужно спешить за этой молодёжью, быть в тренде», – поморщился Мишин и добавил вслух:

– Конечно, этот технологический проект очень важен для нашей добычи. Можешь рассчитывать на мою поддержку, – и быстро, не оборачиваясь, шагнул в лифт.

– Гуд. Спасибо! – Улыбка Ободзинского исчезла с лица сразу, как за Мишиным закрылся лифт. Он знал, что никакой поддержки не будет, что все инновационные инициативы генерального, которые двигал и реализовывал Ободзинский, были нужны на самом деле только им двоим. Остальные «начдепы» и «начупры» возлежали на своих пуховых должностях давно, обложившись удобными и мягкими замами, и единственное, что покалывало в пятой точке и заставляло ворочаться в своём уютном гнезде, – это новые инициативы и проекты генерального и его правой руки – Ободзинского.