– Да будь ты проклят со своими выходками.

– Вы полагаете, для меня это сложно? – осведомился Юкио. – Я ведь такой юный. Ну что же, смотрите. Вот я юный – а вот я уже стар!

Кимитакэ так и не понял, что именно сделал его приятель. Одежда осталась та же, и поза не изменилась. Мгновение – и матроска школьной формы обвисла на заострившихся плечах, на словно сдувшихся костлявых руках вздулись старческие вены. Лицо покрылось сетью морщин, щёки ввалились, глаза ужались до слезящихся чёрных щёлочек. Волосы сохранили длину – но теперь на круглом, как мяч, черепе трепетали только седые косматые пряди, похожие на клочья паутины.

По Банкиру было заметно, что он тоже это видит. Он так и замер, с приоткрытым ртом, не зная, что отвечать на такое.

А тем временем Юкио был уже в прежнем облике. Школьная форма туго сидит на юном теле, густые чёрные волосы лоснятся, щёки гладкие и розовые, словно цветки персика.

Банкир медленно поднялся из-за столика и вышел из купе в коридор. Похоже, ему надо было хорошенько всё это обдумать.

Кимитакэ каким-то образом мог это видеть. Его восприятие каким-то образом вышло из тела и проследовало за Банкиром. Оно так и двигалось следом за ним по коридору, повиснув в воздухе чуть выше и позади лысины.

В коридоре вагона первого класса было пустынно и тихо. Банкир постоял, а потом зашагал в сторону головы поезда. Мягкий ковёр скрадывал шум шагов, и Банкиру невольно казалось, что он плывёт по воздуху.

Он прошёл в следующий вагон. Этот вагон тоже был первого класса, неотличимый от предыдущего. Все двери в купе были закрыты, и казалось, что по левую руку – сплошная стена лакированного дерева.

Банкир миновал коридор, перешёл в следующий вагон. Тот тоже оказался вагоном первого класса и опять неотличимым от предыдущего.

Он шёл всё дальше и дальше, и каждый вагон был в точности таким же, как предыдущие. Банкир уже прошёл пару десятков и прекрасно понимал, что ни один поезд не может быть таким длинным.

Должен же быть конец.

Должен же быть хотя бы паровоз, который тянет все эти вагоны!

Ничего подобного не было. Были только вагоны первого класса – совершенно пустые и одинаковые.

Банкир остановился. Выдохнул. И повернулся к окну.

Дома расступились, так, что было видно железную дорогу, проложенную вдоль прибрежных серых скал. И теперь можно было увидеть поезд целиком.

Никакого паровоза не было. У бесконечного поезда не было даже никаких начала и конца. Кольцо из совершенно одинаковых вагонов каталось по кругу, и в этот круг не было возможности войти – и не было возможности выйти.

Над ними в бесконечно голубом небе висело невозмутимое солнце. А с севера ползла тяжёлая тёмная туча, наполненная традиционным четырёхчасовым токийским дождём.

И эта дурная бесконечность сломила уже окончательно.

Банкир выдохнул, помотал головой. Потом развернулся и просто сдвинул ближайшую дверь купе.

В купе были всё те же: Соноко, Кимитакэ и Юкио. Даже поднос с недопитым чаем был на месте.

А за окном продолжал мельтешить всё тот же утомительно-пёстрый пейзаж.

Банкир закрыл дверь купе и рухнул на своё место. Он вдруг понял, что совершенно сломлен и вымотан.

Кимитакэ ощутил, что восприятие опять вернулось в его череп. Да, он снова смотрел на мир из себя.

Но оцепенение, однако, не проходило.

И с Соноко, похоже, было то же самое. Кимитакэ не мог этого знать наверняка, но почему-то был уверен.

Юкио как ни в чём не бывало смотрел в лицо Банкиру.

– Всё обдумали? – осведомился школьник.

– Пока я понял одно: времени на размышления у меня много.