– Простите, Вера. Не хотел доставлять Вам неудобств, но не смог устоять. Я честно пытался Вас забыть, – между бровей пролегает складка, голос транслирует боль и безнадежность. – Долго, мучительно и абсолютно безрезультатно.

– Да с какой стати?! – взвизгиваю, отпихивая от себя свои же вещи. Раздражает!

– Да потому что ты уволилась! – взрывается и он, в один момент стирая им же установленные границы. – После того, как я представил тебя своей матери, когда показал серьезность намерений, просто написала заявление!

– Потому что ты взбесился!

– Я взбесился, потому что это было несвоевременно, и я не хотел представлять тебя как свою подчиненную! Потому что пришлось выкручиваться и наитупейшим образом намекать сразу обеим! И потому, что моя мать – гребаная акула и это знакомство могло закончиться ебаной катастрофой! Блядь! Вера!

– Что!

– Я идиот, вот что, – бормочет на выдохе, хватая меня за шею и пропуская большой палец под чокером.

Спешно, с хрипом втягиваю ртом воздух, и он замыкает гуляющее по салону электричество жадным поцелуем. Целует меня так отчаянно, с такой первобытной страстью и упоением, что меня трясти начинает. Ток гуляет по телу беспрерывно, в груди бушует стихия, низ живота скручивает от возбуждения, промежность остервенело пульсирует. Такого острого желания я не испытывала никогда в своей жизни. Колени стискиваю, чтобы хоть немного притушить пожар, но плотный жесткий шов джинсов врезается в интимные места и это, черт возьми, приятно!

– Мамочки… – пищу ему в губы. Вцепляюсь ногтями в его руку, которой он продолжает держать меня за шею, придавливая пальцем взбухшую трепещущую венку. – Прекрати, умру сейчас…

Его рука ослабляет захват, он разрывает контакт губ, горячо и шумно дышит носом мне в щеку. Несколько секунд точно борется с собой, скользит пальцами по обнаженному плечу. Аккуратно цепляет лямки топа и бюстгальтера. А потом сдергивает их, будто решившись. Оголяет одну грудь, сминает, вдавливая сосок, и снова прижимается своими губами к моим, подавляя мой стон, поглощая его, нагло воруя мое удовольствие.

С ума схожу от его наглых рук! Между ног мокро, изнываю от его откровенных ласк, все силы бросая на то, чтобы не начать бесстыдно двигать бедрами, меняя давление шва. И когда его рука опускается в промежность, когда он накрывает ладонью лобок через джинсы, растирает и ритмично вдавливает пальцы, минуты не проходит, как я кончаю, от переизбытка эмоций прикусывая его губу.

А едва эйфория отпускает, нереально стыдно становится, хочется под землю провалиться! Торопливо прячу грудь, собираю свои вещи с пола, отворачиваюсь от него и с таким отчаянием несколько раз дергаю за ручку, что ему приходится меня выпустить.

На ходу, в спешке, спотыкаясь, надеваю куртку и вешаю сумку через плечо. Кажется, будто иду быстро, но слышу за спиной неторопливые гулкие в ночной тишине шаги. У подъезда, с ключами наготове, останавливаюсь и разворачиваюсь, но в глаза ему посмотреть не могу. Теперь мне неловко еще и из-за того, что так глупо себя повела.

– Я не должен был так набрасываться, извини, – шепчет и наклоняется, целуя с безумной нежностью.

Прикрываю глаза не от того, что его лицо слишком близко, а от пронизывающего неземного удовольствия.

– Пообедаешь со мной завтра?

– Обед? – все-таки поднимаю голову. Малость шокирована.

– Пообедаем, потом ты напишешь пару писем под диктовку, потом поужинаем, – улыбается, касаясь пальцами моей щеки. Невольно прикрываю глаза: нежное, едва ощутимое прикосновение после недавнего помешательства в машине особенно приятно. – Правда, до этого придётся подписать несколько бумажек, то есть, увидимся ещё утром.