В 1992 году повестка российско-американских отношений была весьма скудна. Президент Джордж Буш-старший и его ключевые советники – генерал Скоукрофт и госсекретарь Бейкер – были реалистами и в целом рассматривали внешнюю политику скорее через призму интересов США. Сразу после окончания холодной войны экспорт демократии вовсе не числился среди их приоритетов. А кроме того, они понимали, как важно не оскорблять Россию в период, когда она находится в таком ослабленном состоянии.

В 1992 году самой насущной заботой Вашингтона было судьба арсеналов атомного, химического и биологического оружия СССР. Ядерный арсенал начитывал более 11 тыс. единиц стратегического ядерного оружия (способного нанести удар по континентальной территории США) и по меньшей мере 15 тыс. единиц тактического ядерного оружия{27}. Кто унаследует его? Кто может завладеть им? В чьих руках оно в итоге окажется? И против кого может быть применено? У этой проблемы имелось два аспекта: как быть с ядерным оружием самой России и как гарантировать, что остальные постсоветские государства останутся зоной, свободной от ядерного оружия. Ведь на месте одной ядерной державы теперь появилось целых четыре: Россия, Беларусь, Украина и Казахстан. Украина, например, которая была независимым государством всего два кратких периода в истории, в одночасье сделалась третьей в мире ядерной державой.

Больше всего Вашингтон страшился тройной ядерной утечки: того, что оставшиеся не у дел советские ученые-ядерщики будут продавать свои услуги государствам или негосударственным организациям, желающим обзавестись собственным ядерным арсеналом; того, что злоумышленники могут похитить ядерные материалы с кое-как охраняемых советских баз и продать их всем желающим; и наконец незаконной передачи ядерных технологий как таковых в третьи руки.

Сотрудники администрации Буша всеми силами старались ликвидировать эти три угрозы. Что касается первой из них, то следовало добиться, чтобы ядерное оружие осталось только у России. В мае 1992 года госсекретарь Джеймс Бейкер – после трех месяцев неимоверно напряженной дипломатической деятельности – и министры иностранных дел России, Украины, Казахстана и Беларуси подписали так называемый Лиссабонский протокол к Соглашению о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ), которое СССР и США подписали в июле 1991 года. Согласно протоколу, три государства – Украина, Казахстан и Беларусь – «в максимально сжатые сроки» должны были избавиться от ядерного оружия и присоединиться к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Кроме того, Бейкер предложил, чтобы США и Россия взяли на себя обязательства существенно сократить количество стратегических ядерных вооружений.

Следующим крупным достижением администрации Буша стала программа Нанна – Лугара, важность которой так до сих пор и не оценена по достоинству. Эо был прорыв исторического масштаба и редкий пример истинного двустороннего сотрудничества. Один из инициаторов программы, сенатор Ричард Лугар, посвятил себя цели сокращения угрозы ядерной войны еще в бытность мэром Индианаполиса. Тогда, как Лугар рассказывал позже, он впервые осознал, что его город мог бы стать мишенью для ядерного удара СССР по Соединенным Штатам{28}.

В ноябре 1991 года, незадолго до распада СССР, сенаторы Ричард Лугар и Сэм Нанн разработали закон Нанна – Лугара, учреждавший программу совместного сокращения ядерной угрозы, на которую из бюджета Министерства обороны выделялось $1,27 млрд. В декабре 1991 года президент Буш утвердил этот закон. Это была новаторская программа, которая, по словам сенатора Нанна, «была призвана помочь государствам бывшего Советского Союза ответственно обращаться с оружием массового поражения»