В России до сих пор не утихают отчаянные споры о том, что привело к окончанию холодной войны. Многим трудно смириться с тем, что вторая по величине супердержава мира могла просто взять и рухнуть. Они подозревают, что кто-то со стороны – главным образом Соединенные Штаты Америки – намеренно спровоцировал крах Советского Союза. Эти взгляды передались постсоветскому поколению россиян, чья юность пришлась как раз на эпоху распада СССР{19}. Если СССР не виноват в своем крахе, если он не потерпел поражение в войне, следовательно, Россия по праву справедливости должна вернуть себе прежнюю роль в мире. Безусловно, утрата статуса империи мучительна для любой имперской державы. В одном лишь ХХ веке пали Российская, Оттоманская, Австро-Венгерская, Британская и Французская империи. И все они сталкивались с необходимостью кардинально пересмотреть представления – пускай у каждой они были разными – о своем месте в мире и о своей «национальной идентичности». Существенная корректировка взглядов требовалась и от новых государств-преемников, которые в результате распада империи обретали государственность, притом некоторые – впервые за свою историю. Распад СССР не мог не создать крупных проблем для международной системы. Не существовало никакой «дорожной карты», подробно расписывающей, как выходить из этой беспрецедентной ситуации. В условиях неопределенности и при отсутствии институтов, которые взяли бы на себя руководство на переходный период, и Москве, и Вашингтону приходилось главным образом импровизировать.
Советский Союз не был разгромлен в ходе войны, а погиб от увечий, которые сам себе и причинил. Но как случилось, поражались многие, что это огромное многонациональное государство, ядерная супердержава, которая, несмотря на шаткость экономического положения, все еще обладала колоссальными запасами природных ресурсов, просто взяла и распалась, прекратила существование? И потому корректировка внутренней и внешней политики России с учетом ее нового, более низкого статуса была задачей более сложной – хотя и менее насильственного характера, – чем та, что решали другие бывшие империи XX века. А то, что Россия сохранила роль ядерной супердержавы, несмотря на свою экономическую слабость, дополнительно отягощало эти постимперские преобразования. В конце концов, в отличие от других рухнувших империй, Россия сохранила военную мощь, которая позволяла уничтожить ее бывшего противника – США.
Мало кто в США – а если уж на то пошло, и в России – мог предвидеть коллапс советского влияния в Восточной Европе или самого СССР. Не далее как в 1988 году канцлер ФРГ Гельмут Коль был искренне уверен, что не доживет до объединения Германии{20}. Но поскольку Советский Союз все-таки распался, Вашингтон начал вырабатывать курс, который позволил бы поддерживать отношения с новой Россией и определить существо американских интересов на постсоветском пространстве{21}.
При этом у большинства лидеров западного мира сложилось двойственное отношение к распаду СССР. Им импонировал новый советский лидер, настроенный на реформы и желавший отбросить мышление холодной войны. Советский Союз сотрудничал с Коалицией многонациональных сил ООН в период войны в Персидском заливе – противником в которой был давний союзник советских властей Саддам Хусейн, – во многом благодаря искусной дипломатии, которую проводила администрация Буша. Однако у Запада имелись и причины бояться распада СССР. Может, странам Восточной Европы и удалось бескровно свергнуть коммунистические режимы, но пока Советский Союз неотвратимо двигался к своему концу, в Югославии разразилась жестокая гражданская война после того, как республики в составе СФРЮ провозгласили свою независимость от Белграда. США и их европейские союзники опасались, что на территории бывшего СССР повторится югославский сценарий, но в значительно большем масштабе, с повсеместными межэтническими столкновениями – и это в гигантском, протянувшемся на 12 часовых поясов государстве, да еще и с ядерным оружием. Поэтому США и их союзники в Европе лучше имели бы дело с Михаилом Горбачевым – советским лидером, которого они знали как реформатора и которому в 1991 году еще доверяли. Они не могли не опасаться последствий распада СССР.