– Так пересчитай, – недовольно отзываюсь. – Сейчас я хочу просто свалить отсюда, а не выяснять отношения при свидетелях.

Принц мельком осматривается и кивает, убирая руку с двери; пользуясь моментом, сажусь за руль и стискиваю его до скрипа оплётки, но это не помогает. Внутри появляется ощущение, что мне на шею кто-то накинул аркан, а второй его конец передал в руки девушки, которая теперь тащила меня за собой.

«Нельзя!»

Этот рык в моей голове настолько же реален, как и глаза братьев, прожигающие во мне дыры; от неожиданности даже немного в себя прихожу, а после хмурюсь. На голос отца совсем не похоже – скорее, на мой собственный, как если бы во мне проснулась совесть – только более глубокий, утробный. Мрачно усмехаюсь собственным мыслям: отлично. Замечательно папочка постарался со своим наказанием – ответственно так, на совесть. А чтоб мне жизнь совсем уж малиной не казалась, помимо любви ещё парочку эмоций подкинул – чтоб было о чём подумать на досуге. Но, сдаётся мне, досуг у меня теперь будет один, и приятного в нём будет столько же, сколько и в недовольной роже Игната.

На дорогу выруливаю с полной кашей в голове и раздраем в душе; меня разрывало в двух направлениях: сделать то, для чего приехал сюда, и послать всё к чёрту и попытаться спасти девушке жизнь. Вот только следующее задание мы с братьями не получим, пока Смерть и другие Всадники не удостоверятся в том, что выполнено предыдущее. Возможно, есть способ обмануть Смерть – заставить его поверить в успешное выполнение задания и при этом сохранить девушке жизнь – просто я пока о нём не знаю.

«Даже не думай, сын! – тут же перебивает мои мысли голос – на этот раз отцовский. – Если ты её не убьёшь – я сам приду за ней!»

От такой неприкрытой угрозы мои пальцы обхватывают руль практически до хруста пластикового покрытия; перед глазами встаёт лицо с голубыми глазами, из которых медленно уходит жизнь, и я, что есть дури, втапливаю педаль тормоза в пол. Принц, сидевший рядом, впечатывается лбом в приборную панель, сзади раздаётся шипение пополам с ругательствами, но я всё это воспринимаю побочно.

«Не смей её трогать!» – рычу, но отец лишь усмехается.

«Это будет крайняя мера – на случай, если ты снова не справишься со своими обязанностями».

«Да иди ты к чёрту! Надо было раньше об этом думать!»

– Какого хрена?! – ревёт за спиной Игнат утробным рыком.

Пытаюсь дышать медленнее, чтобы восстановить контроль, но получается... да никак не получается.

– Сядь за руль, – киваю Принцу.

Пока мы меняемся местами, он не сводит с меня прицельного взгляда, будто ждёт, что я в любую минуту могу слететь с катушек и выкинуть какую-нибудь хрень в стиле Игната. Сажусь на пассажирское сиденье одновременно с Принцем, но на этом активность брата заканчивается.

– Мы не двинемся с места, пока ты не скажешь, что, чёрт возьми, происходит!

От того, насколько эмоциональным получилось у него обвинение, подозрительно щурюсь: может, он пару сотен лет назад тоже отхватил часть моего наказания, и потому у него с тех пор вечно морда кирпичом? Но выбора особо не было – брат вполне себе сдержит своё слово – поэтому я просто вываливаю на них всё. Они слушают меня с абсолютно непроницаемыми лицами, и только Принц иногда хмурится и мрачно усмехается, когда я упоминаю в разговоре отца. А к концу монолога, когда мои лёгкие горят, словно от нехватки кислорода, я чувствую что-то вроде облегчения от того, что не один теперь в курсе всего этого дерьма.

– Похоже, ты недоволен, – задумчиво комментирует Игнат.