Возвращаясь, услышала характерный свист пролетающей мины. Залегла в кустах. Полежала минут пять. Встала – и снова свист. Опять залегла. Страх сковывал ноги, но не голову. Надо быстрее уйти из этой зоны и добежать до ближайшего дома с открытым подвалом. Посчитала до шести после услышанного выхода мины, которая грохнулась за домом, прямо на проспекте. Вскочила и побежала что есть силы. Через мгновение раздался взрыв, девушку тут же подбросило и жёстко ударило оземь, встряхнув все внутренности. Какое-то время она пролежала без сознания. Очнулась, когда уже начало вечереть и заметно похолодало. Оглушённая, превозмогая боль в бёдрах, балансирующей походкой от всеобъемлющего головокружения Агапея постаралась как-то уйти в сторону своего дома, до которого оставалось метров сто. Обстрел завершился, и она смогла наконец буквально приковылять к своим, опираясь на какую-то лыжную палку, подобранную по дороге.

Долго переводила дух, сидя на краешке топчана, где мирно спали две девочки лет по десять. Взрывы не могли быть не слышны в подвале, но дети всё-таки спали. Они просто привыкли к войне, а их маленькие организмы научились саморегулироваться и выбирать самостоятельно время сна и бодрствования, какая бы канонада ни пыталась нарушить ход их физиологических часов.

– Ты куда-то ранена? – спросила мама девочек, когда Агапея встала с топчана.

Агапея обернулась на то место, где только что сидела, и увидела там мазки крови. Потом её резко скрутило внизу живота, и девушка со стоном присела на корточки… Вокруг всё закружилось, она в очередной раз за день потеряла сознание.

Ощущалось приближение уличной войны непосредственно к Центральному району города. С левого берега слышался непрерываемый и нарастающий стрекот автоматического оружия, хлопки разрывов гранат и частые прилёты артиллерийских снарядов. Две семейные пары и молодая мама с ребёнком нашли в себе мужество выдвинуться к соседней окраине, освобождённой российскими войсками и ополчением. Объявился чей-то знакомый с машиной, который вызвался отвезти малую группу. Он обещал вернуться и перебросить ещё желающих, однако больше никто не решился покидать свои квартиры и укрытие. Мародёрами город кишел, как крысами трюм корабля. Уехали рано утром, попрощавшись со всеми, как с самыми родными и близкими людьми. Смогли ли они выбраться из кромешного ада или их постигла участь многих горожан, ставших мишенями украинских снайперов или жертвами шальных мин, фугасов и ракет? Риторический вопрос, и ответ на него каждый внутри себя формулировал сам. Оптимист будет всех убеждать, что всё сложилось удачно. Пессимист не станет спешить с ответом и лишь туманно построит фразу: «Хотелось бы надеяться на хорошее, но ведь какая стрельба и какие большие бомбы летают, что даже страшно себе представить, что от них останется, если вдруг и не дай Бог…» Реалист в данном случае просто промолчит, и это молчание, скорее всего, будет самым откровенным ответом на поставленный вопрос.

После случившегося выкидыша Агапея пролежала целый день на топчане, не особо терзаясь душой и сердцем. Она и полюбить-то не успела того зародыша, который просуществовал в ней меньше двух месяцев. Не до этого было Агапее. Да и нужен ли был ей отпрыск ненавистного человека, обманувшего, предавшего, растоптавшего все её надежды на вечную любовь, счастливую жизнь и радость материнства? Бог наказал её. Но Бог не оставил без внимания и Михаила, не дав народиться на свет его потомству. «Не хочу желать ему смерти, и пусть он дальше живёт, если сможет. Но род его продолжать я теперь уже не буду. И из сердца прочь, и из тела вон!» – решила для себя Агапея, испытав долгожданное облегчение и радостное ощущение внутренней свободы.