– Я и разбила, – пробурчала под нос я. – Но потом они налетели на меня вчетвером: оторвали рукав у блузки, выдрали волосы и щеку поцарапали. А когда нас разнимал учитель, сказали, что это я на них набросилась. Что обзывала и драться полезла. Их больше, им поверили. Маму в школу вызывают.
– Что удар держать умеешь и что вступилась за одноклассницу – молодец. Я тобой горжусь.
Я с недоверием посмотрела Костику в глаза.
– Правда?
Он усмехнулся в ответ:
– Конечно. А теперь собирайся. Какой учитель вас разнимал?
– Валентина Дмитриевна, завуч. Старая грымза… – поморщилась я.
– Вот здесь я с тобой не соглашусь. Очень хороший педагог. Плохо, что она, не разобравшись, тебя обвинила. Она уже ушла?
Я покачала головой.
– Я видела, как она уходила в свой кабинет, когда все разошлись.
Костя протянул руку и помог встать на ноги. Увидев болтающийся рукав и брешь там, где еще недавно была пара пуговиц, недовольно покачал головой. Расстегнул большую сумку, висящую у него на плече, и вытащил оттуда белую футболку.
– У меня сегодня физра была. На, держи, иди в туалет переоденься. Она может и не очень свежая, зато целая. Не будешь свой живот светить налево и направо. А я пока к Валентине Дмитриевне схожу.
Зайдя в туалет, я уткнулась носом в футболку Кости: она пахла им, его одеколоном, сигаретами и чем-то еще. Я нежно погладила ткань. Затем начала переодеваться.
Костя ждал меня у гардероба, когда я вышла из туалета в его футболке. Увидев меня, он хохотнул:
– Теперь у тебя есть новое платье, – забрал у меня номерок, получил мою куртку у оглядывающей его с подозрением вахтерши, и протянул ее мне. – Одевайся быстрее, нам еще домашку твою разбирать и рукав пришивать на место.
Я так и не узнала о чем был разговор между Костиком и Валентиной Дмитриевной, но на следующий день сказали, что маме нет необходимости приходить в школу, а Таньку и ее подружек вызывали к директору. Я видела, когда вся их компания выходила из его кабинета. Танька сверкнула гневным взглядом в мою сторону, но не сказала ни слова.
С Костей мы в тот вечер разобрали домашние задания по всем предметам. А потом он еще час чинил мою блузку: пришил рукав и пуговицы, и даже погладил ее. Сгорая со стыда, что он шьет лучше, чем я – девочка, я поклялась себе научиться так же. Данное себе обещание я сдержала.
2014
Утро не задалось с самого начала. Во-первых, я проспала. Будильник отчего-то решил сегодня взять выходной, и я встала почти на час позже. Во-вторых, собираясь наспех, я уронила линзу, и она укатилась куда-то под ванну. Времени искать не было. Пришлось доставать из шкафа давно забытые очки. Времени на выпрямление и укладку волос тоже не оставалось. Пробежавшись расческой по непокорной гриве, я смотала пряди в жгуты по бокам и заколола их сзади. Завтрак так и остался в холодильнике.
– Опаздываете, Елизавета Владимировна, – встретил меня в моем кабинете Константин Викторович. Подняв на меня глаза от папки с документами, он присвистнул, – вот это преображение!
Он поднялся мне на встречу.
– А я все гадал, куда ты подевала свои огненные кудри. До сих пор помню, как приходя со школы, ты расплетала свои косички и на твоей голове мгновенно загоралось огненное зарево из непослушных кудряшек, – он широко улыбнулся, прихватив пальцами один мой локон и потянув его вниз. Лишь на мгновение прядь распрямилась – и тут же свернулась по спирали, подпрыгнув вверх. Костя хохотнул. И посмотрел на мои глаза, – боже! Сегодня день ностальгии, не иначе. Я помню твои очки! Они были такой же формы. Только левая дужка была на изоленте. Я сам ее чинил, когда ты однажды принесла очки по частям после физры. Те очки делали твои глаза просто огромными.