Подойдя к уродливому строению, который мой папа гордо именует замком, я нажала на пимпочку звонка и уставилась на латунные львиные морды, украшающие тяжелую дверь. Да уж, папуля расстарался. Купив дом, он первым делом понастроил круглых башен в каждом углу особняка. Не знаю, где в тот момент были его глаза, потому что мозг ему давно выбили на соревнованиях. Мама тогда только вздохнула и махнула рукой.

« Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось», — философски рассудила она, не подозревая, что башни — это только начало строительного и эстетического маразма. Следующим папулиным приобретением стали львы. Нет, не живые — в виде скульптур, барельефов и даже фонтанов. Соседи сначала крутили пальцем у виска, а потом натравили на папу управляющего поселком, но и тут им не повезло. Чиновник оказался ярым папулиным фанатом, и весь поселок в скором времени наполнился гипсовыми уродцами, превратившись в филиал дурдома. Некоторые особо нежные нувориши, не выдержав издевательств, просто трусливо смылись.

— А, доча, ты чего тут? — спросил папа, как мне показалось, слегка испуганно, едва не ударив мне в лоб дверью.

— Поговорить надо, — сказала я и решительно шагнула в прихожую, плавно переходящую в холл, уставленный рыцарскими доспехами, сваянные каким-то мастером-ломастером из фольги и продавшим их звезде хоккея за бешеные бабки.

— Ты это… не ко времени. Я занят, — промычал папахен, и только сейчас я заметила, что из одежды на нем только полотенце, обмотанное вокруг узких бедер и едва прикрывавшее чресла великого бомбардира.

— И чем же ты таким занят? — елейно пропела я, наблюдая, как родитель запинывает под шкаф симпатичные женские туфельки, показавшиеся мне смутно знакомыми. Нет, я точно где-то видела эти светло-лиловые с желтой подметкой подпорки. Вот паразит, домой приволок бабищу, совсем берега попутал!

— Мать прислала? — ощерился папа. Надо же, сам виноват, а злится. — Сама чего не явилась? Она, между прочим, меня чуть не убила вчера, вот, — заканючил отец, поворачиваясь ко мне бугрившейся мышцами спиной, на которой явственно отпечатался след от утюга.

— А некогда ей. Она в суд пошла на развод подавать, — выдохнула я, наблюдая за реакцией родителя. — Слушай, ты ведь сам виноват. Я вообще удивляюсь, как она столько лет терпела.

— Эх, Юлька, — вздохнул папа и пристально посмотрел мне в лицо, — ты так сейчас похожа на бабушку Остроумову. Копия просто...

Я задохнулась, вспомнив похожую на носорога коренастую бабулю, которая сейчас проходит в дверной проем только боком, и едва не взвыла, когда у меня перед глазами встала бородавка на ее подбородке, из которой торчит одинокий седой волос. Боже, неужели и вправду я ее копия?! Тогда это конец всем моим мечтам и чаяниям.

— …Такая же красавица, — лебезил отец, — а мать твоя дура. Я так ей и сказал, что ты сама в состоянии свое счастье найти, а она пришла и хвасталась тут, как тебя под какого-то козла положила. Ну и слово за слово. Короче, она меня мудаком обозвала и сбежала.

— И ты ничего лучше не придумал, как сюда обоже свою притащить?

А папа-то не так уж и не прав. Хотя, конечно, измены это не оправдывает.

— Да нет тут никого, иди проверь. Я в сауне был.

— А туфлишки чьи ты так усердно пинал?

Отец промолчал, и я поняла, что больше ничего от него не добьюсь.

— Маме звони, пусть фигней не страдает, — приказала, сунув ему в руки телефон, лежавший тут же на столике.

— Миллион раз уже набирал. Она сбрасывает, — вздохнул отец. — Уйдет она от меня. Столько лет прожили, красавицу вон какую вырастили — и на тебе. Что-то тут нечисто. Вот помяни мое слово.