Однако то обстоятельство, что обитатели Анджиина обнаружили их приближение, слегка раздражало. Приходилось учитывать новый фактор. Корабли карриксов продвигались с особой осторожностью. Командование колонии решило раньше обычного сбросить пузырь и снять маскировку, чтобы на корабли обрушились шумы и потоки нормального пространства. Они сканировали вакуум – тонкую дымку рассеянной материи, бешеный танец энергетических полей и сил, излучаемых звездой и отражавшихся от ядер мелких планет. Если у Анджиина имелся Протектор, он должен был проявить себя именно в этот момент.

Протектора у Анджиина не было. Ничего не случилось.

Карриксы переключили внимание на планету. Узлы, разбросанные по гигантским кораблям, достигли зрелости и разинули пасти – голодные механические существа, – готовясь принять свой груз. Рак-хунды, синены, мягкие лотарки хлынули внутрь. Те, кто не мог выносить замкнутых пространств и скачков гравитации, вводились в продолжительную кататонию. Остальные укрывались в жидкостных цистернах. Солдаты-карриксы последними заняли свои места – как воины, берущие поводья колесниц.

Анджиин был уже так близко, что стали различимы детали его поверхности – зеленые и черные участки суши, разнонасыщенная синева морей, белизна полюсов и высоких горных хребтов, где геологические формы соприкасались с ледяным космосом, беспрестанно выщербляясь. Решение было принято. Последовали команды. По всей коже, по всем поверхностям кораблей-колоний открылись люки, и нагруженные узлы выплеснулись из них – вовне и вниз.

Они падали тысячами, десятками тысяч. Узлы скакали и пели, обгоняя друг друга, поначалу неторопливо, затем убыстряясь, соревнуясь друг с другом в азартной гонке к разреженным слоям атмосферы, где витали разве что залетные атомы гелия, вылетевшие из воды и камня. Узлы меняли направление, растягивались по кривой такой ширины, что она казалась почти прямой. Продолговатые сфероиды состязались за место в матрице, протягивая к соседям невидимые силовые линии, чтобы сграбастать и загнать на свои места отставших – тех были сотни, затем тысячи и, наконец, сотни тысяч. Словно сжимая огромный кулак, узлы окружали Анджиин своей сетью.

Полуразум собрался – нет, не с мыслями, а с тем, что их заменяло. Примитивные виды общались с помощью звуков и световых лучей узкого диапазона. Присутствовала и хеморецепция, но большей частью неосознанная. Здесь не делились протеинами, не объединяли кровь. Не было слияния ни взрослых тел, ни младенческих организмов. Не было клифа. В технике часто использовали частоты и амплитуды модулированных электромагнитных сигналов; такие модуляции наличествовали и в минеральных каналах, проложенных между структурами. Часть их была преобразована для распространения колебаний воздуха, часть служила для передачи световых последовательностей к механизмам, сооруженных данным видом для этой цели. Все это было густо пронизано закономерностями, языками, смыслом.

Полуразум погрузился в поток речи, распространявшийся ниже узловой матрицы и одновременно – внутри нее. Пустотные щупальца, отправленные на предварительную разведку, вернулись с океаном информации. Без них полуразум потратил бы на сбор необходимых данных не один день. Теперь же он утвердился в своих предположениях, внеся лишь небольшие поправки. Грамматика в целом соответствовала миллионам других грамматик. Аналогии пролегали на такой глубине, что становились осмысленными едва ли не на поверхности.

Он переключил внимание на второй вид. Основным средством коммуникации здесь была хеморецепция плодовых тел, которыми обменивались растительные структуры. Разумные – да. Нагруженные значением – да. Но медлительные. Очень медлительные, глубже укоренившиеся в локальном биоме и зависимые от него сильнее, чем гласили данные пустотных щупалец. Казалось, они почти не сознавали, что происходит над уровнем почвы. Воздух оставался для них тайной, а пространство, звезды, вселенная были окутаны чем-то плотнее темноты.