– Только я знаю, где девушка, я помог ей сбежать! – выдвинулся Данияр, высокомерно глядя на Виталина. – Жизнь одарённому огнём вы не сохраните в любом случае – для самих же опасно, – выпалил на одном дыхании он и бросил красноречивый взгляд на матушку. – Я в любом случае умру.
Виталин ошарашенно смотрел на него, застыв с мечом в руках, его рыбьи глаза, которые и без того были навыкате, округлились до небывалых размеров.
Данияр сделал вдох сквозь стиснутые зубы, чтобы не закричать, чтобы хватило сил сказать главное, то, отчего будет зависть его жизнь, и резко набросился, прямо на острие меча. Лезвие легко вошло в плоть. Болезненный, едва сдерживаемый стон, едва не переходящий в крик, заглушили женский визг и грубая брань работорговцев.
– Достань, – с усилием прохрипел одарённый Виталину и, скривившись, попросил: – Плавно.
Тело потянулось за клинком, медленное осторожное движение Виталина локтем назад обожгло яростной болью. Данияр пошатнулся, по побелевшему лицу заходили желваки. Боль раздирала, обжигала свирепо, слепила так, что перед глазами всё смешалось. Покачнувшись ещё раз, он опустил помутневший взгляд вниз и упал в холодную воду.
Слабость накатывала, боль покидала его тело, уходила вместе с раздирающими внутренности мыслями. Вместе с нахлынувшим безразличием он сделал вдох, который наполнил лёгкие водой, унося сознание в темноту.
Не рассчитал, не выдержал, не смог. Несмертельная рана оказалась слишком тяжёлой для того, чтобы продержаться долго, дождаться, чтобы работорговцы ушли, и выбраться из воды.
Судорогой свело мышцы. Стало больно, слишком больно, чтобы не сорваться на крик. Грудь вздрогнула, вместо крика изо рта полилась вода. Кашель раздирал горло. От боли в глазах мелькали пятна, рану он прижимал ладонью, старясь заглушить боль, сделать менее обжигающей.
– Тише, тише, – наклонившись к нему, шептала молодая девушка.
От неё отделялись еле уловимые, почти прозрачные, беловатые нити. Они проникали внутрь, согревали, приглушали боль, делая её терпимой.
– Не мешай, – взвинченно велела она. На её хмуром лице от напряжения выступил пот, щёки раскраснелись, побелевшие пальцы дрожали.
– Я вытащила тебя из лап смерти, благо одарённый, иначе спасти бы не удалось, – положив ладони на его грудь и склонив от усталости голову, вымолвила Есислава. – Большего сделать не могу. Сил нет.
Приподнятая вверх рука отозвалась едва заметным покалыванием в груди. Кашель продолжал душить, горло щипало, во рту ощущался вкус тины.
– Есислава, нам надо спешить, – хрипло выдавил Данияр.
– Я знаю, – всплеснув руками, выдохнула она и надавила ладонью на лоб, на мгновение прикрыв глаза. – Они ушли достаточно давно, и теперь могут выпустить Тьму, – девушка повернула голову в сторону дороги и, нахмурившись, прикусила губу. – Я слышала всё, слышала, что они хотят сделать. И нам надо поскорее уходить, – твёрдо заявила Есислава и протянула Данияру руку, чтобы помочь ему подняться. – Я знаю, что случилось с той, самой первой деревней, которую поглотила Тьма. Однажды я уже столкнулась с Тьмой.
– Ты, выходит, та самая, – Данияр принял её помощь и осторожно поднялся на ноги, – которая смогла спастись, – внимательно всмотрелся в её лицо.
Есислава качнула головой и отвела взгляд.
– Почему никому не сказала? – потянул её за собой Данияр. Грудь ещё покалывало, а при каждом повороте корпуса и вовсе пронизывало жгучей болью, которая, к счастью, была терпима.
– Боялась. Они везде, Данияр. Ты никогда не знаешь, кому можно довериться. Они живут среди нас, заводят обычные семьи, растят детей. Никому нельзя доверять, кроме одарённых. Сможешь идти? – обеспокоилась она, заметив, что свободной рукой мужчина держался за грудь и дышал осторожно. – Вскоре станет легче, – приобнимая за плечи, шептала Есислава возле уха, встревоженно оглядываясь назад. – Уходить надо по воде. Тьма на воду не заходит, лишь стелется по ней, словно туман. Если над головой держать огонь, он будет отпугивать её, и мы сможем дышать. Зайти поглубже, главное, и уйти подальше.