– Но, принцепс, – сенатор повторялся, все меньше заботясь о красоте слога. – Ее провинность чрезвычайно серьезна. Сенат вверил мне доставить девушку для дальнейшего разбирательства – с вашим участием, разумеется. Она кинулась бежать, выбросилась из дома. Я сделал вывод, что ей есть, что скрывать. И не ошибся! Обнаружил затертые следы демонической воли. На первый взгляд, она действовала сама, но вот глубже нашелся алый слой. Так что все это устроили в Бездне. Без взлома мы бы этого не добились. Ее необходимо тщательно исследовать.

Я замерла. Ничего подобного этот садист мне не говорил. Он лишь расписывал, какими ужасными будут мои муки.

– Ты взял отпечаток? – спокойно поинтересовался герцог. – Я тоже хочу это увидеть. Однако Фелиция останется здесь. Связь между нами углубляется. На днях мы вместе преклоним колена под Древом. Прискорбно, что светлые воины все больше забывают, что такое истинное единение. Немного терпения, еще несколько дней, и я сам отвечу на любые вопросы, связанные с ее прошлым. Судьба девушки решена.

Час от часу не легче. А если я возражаю? Я не готова сливаться с герцогом ни в каком единении. Если бы я могла надеяться хоть на какое-то снисхождение, то сама бы побежала вслед за Кассиэлем. Но, очевидно, что для сенаторов человеческая жизнь имеет ценности не больше, чем сухая ветка. Ее можно использовать, чтобы согреться, – или наступить и не заметить.

– Отправляйся к Эйнджилу, Ариэль и Лорату. Передай им мои слова. Однако этот вечер и ночь ты проведешь в соответствии с тяжестью собственных поступков.

– О чем ты, Азазель? – благородная бледность на лице сенатора уступала место лихорадочному румянцу.

– Та боль, которую ты причинил моей женщине, вернется к тебе в трехкратном размере. Ты же пресветлый, не человек, ты гораздо сильнее – сможешь оценить собственное воздействие. Я разрешаю тебе долететь до виллы и запереться, чтобы не позориться перед свидетелями.

– Ты, ты.. – Кассиэль все же решил удержать все эпитеты при себе.

Даже мне, которая наблюдала его во всей красе, стало нехорошо.

– Благодари первых, что я поверил, что ты не старался специально причинить ей вред.

Кассиэль и Самуэль еще стояли на террасе, когда герцог взял меня за руку и повел в дом.

– Почему ты так дрожишь? – спросил он. Я забрал себе все болевые ощущения. Они не должны тебя беспокоить.

– Мои камни не достигли цели. Я потерпела поражение. Моя судьба… Ты только что подтвердил, что мне отсюда не выбраться.

Азазель наклонился ко мне вплотную. Руки легли мне на плечи, в то время, как я безуспешно пыталась уклониться. В его намерениях можно было не сомневаться.

– Почему ты дрожишь? – повторил он.

Как будто неясно. Его руки гладили мои плечи, медленно скользили по лопаткам… Наверное, в поисках невидимых крыльев. Азазель большую часть времени держал свои убранными. Я старалась переключиться на что-то другое, чтобы отвлечься от этой манящей и неожиданной нежности.

Он зарылся лицом в мои волосы. Еще чуть-чуть, и я смогу себе представить, что он заблудившийся в пустыне путник, который на последнем рывке вышел к роднику с ключевой водой. От его отчаянной жажды кружилась голова. Я теряла себя, растворяясь в его желании.

Когда он успел так соскучиться, если вылетел отсюда всего несколько часов назад? Почему его митра не жалит меня: я вообще ее не чувствую… Вопросы стремительно унесло прочь волной тепла. Его пальцы перебирали пряди волос на затылке. Легкие касания успокаивали.

Я потянулась к нему. Исключительно, чтобы удобнее держать равновесие. Но вместо того, чтобы опереться, прошлась по его груди открытой ладонью. Мужественный рельеф притягивал. Хотелось гладить, изучать. Запустить руку правее, потом вернуться к центру и неотвратимо сползать вниз.