Самуэль, единственный из служителей, кто остался с ним от его первого рождения, и до сих пор, мог позволить себе почти все. В том числе ворчать на Азазезля. И тому приходилось оправдываться.

– Я все сделал, как того требовали обычаи. И здравый смысл, разумеется.

– Какие такие обычаи заставили вас притащить ее в дом, когда она стала общей проблемой? Позором для сенаторов, пропустивших проход чужачки в святая святых…

– Согласись, что ответственность первого консула все же выше.

– Нигде не прописано, что консул приносит проблему домой и укладывает ее в хозяйской спальне, объясняя, что там самый полезный воздух, – уперся Самуэль.

– К чему ты ведешь? Эти недотепы загубили бы ее в один момент, повинуясь собственным инстинктам, – произнеся это, Азазель сообразил, что угодил в ловушку.

Самуэль весь подобрался, закатил глаза и затрясся в праведном негодовании.

– Не то что великий принцепс, который никогда не идет на поводу у желаний. Он бы не поставил безопасность своего мира в один ряд азартом с исследователя. Ведь важнее разобраться, откуда исходит угроза, и только потом – какими средствами ее организовали. И принцепс, которого я знаю, ни за что бы не стал обмениваться с незнакомкой митрой, раскрывать ей свою душу. Ведь это, это…

– Успокойся, дружище, – примирительно сказал Азазель. Иногда старику требовалось польстить, чтобы его извечный пессимизм хоть ненадолго сменился благодушием.

– Согласен, мои действия не похожи на те, что мне свойственны, однако я во всем следовал своим убеждениям. Фелиция сумела перестроиться и принять немного митры без ущерба для себя. Всего лишь легкий обморок. И я впервые захотел отдать частичку души другому существу. Да, я поддался внезапному порыву. Но нигде не сказано, что обмен должен произойти в результате длительной подготовки.

Самуэль схватился за сердце. И стал похож не просто на престарелого крыса (это сходство ему придавали вытянутый нос, маленькие глазки и вечно настороженное выражение), а на крыса, которого вот-вот хватит удар.

– Хорошо, что нас никто не слышит! Архонты не всегда соглашаются на обмен со своими дражайшими половинами, даже если живут с ними не одну тысячу лет. Это сближает, но ведь и риски огромны. Вдруг девушка погибла бы, отвергла вас… Не уверен, что вы смогли бы оправиться. Вы уже не молоды. Точнее, вы стары как никто в Чертогах. Не зря ходят слухи, что перворожденные после третьего рождения рискуют вернуться во младенчество.

Надо дать Самуэлю выговориться и принять тот факт, что его господин породнился с девушкой, с которой был знаком всего два дня. Человеческой девушкой. То есть с представительницей низшей и малоизвестной расы.Азазель и не пытался возражать. Ни один из его братьев не протянул так долго, чтобы делать подобные выводы.

– Ваш братец оставил семью, в одиночку вторгся в Ад и там покончил с собой, бросившись в вечное пекло. Вы, видимо, выбрали другой способ. У девочки смазливая внешность и повышенная эмоциональность – и все! Ни магии, ни знаний. Длина жизни, как у комара. Она элементарно не выживет здесь. Как можно было связать с ней свою уникальную, одну на миллион жизнь?

Необходимо очертить границы. Чтобы Самуэль понял, куда заходить не следовало.

– Ты правильно заметил, что мы с ней теперь связаны. Любые выпады в ее адрес задевают и меня. Если я самый древний из архонтов, то ты – первейший из прислужников. Мы находили выход из разных ситуаций. Согласен, отдает эксцентричностью за версту. Но ты верно заметил, когда жизнь становится чересчур долгой, почти бесконечной, тянуть ее на одном долге не удается даже таким существам, как мы. Я осознал это, когда ее дыхание замедлилось и она отказывалась просыпаться. Все утратило смысл.