— Первый раз с пяти лет так поздно встала, — пробурчала себе под нос, закатывая глаза. — И то: от стресса и усталости.

Подойдя к зеркалу, которого раньше в помине не было, с тревожностью осмотрела свое осунувшееся и опухшее лицо. Красный нос стал будто бы курносым, а все время впалые щеки вдруг округлились.

— На зоне этого никого не интересует, — торжественно заявил мне Астафьев.

Пребывая в крайней степени шока, я даже посмотрела вверх, ища того, кто мог такое ляпнуть.

— Я пока еще не на зоне, Павел Григорьевич. — мягко намекнула, начиная снова закипать. А ведь еще пять минут не прошло, как глаза распахнула!

— Правильно мыслишь, золото мое. Именно «пока». А не вернешь мой миллион, там и окажешься, — когда босс призывно захлопал ладонями, словно в каком-то фильме про армию, я зажала ладонями уши. Звук оказался слишком громким. — А пока у нас подготовка к твоей будущей реальности. Быстро надевай что-то простое, спортивное. Да так, чтобы не жалко. И ко мне в кабинет!

Закрыв глаза, глубоко вдохнула. Досчитала до десяти. Подождала, пока трясти от ярости перестанет, и спокойно протянула куда-то в потолок:

— Господин Астафьев, я не ваша пленница. И устраивать концлагерь запрещено законом.

Помолчав с полминуты, мужчина радостно и самодовольно протянул:

— Так бы всю жизнь смотрел и смотрел, Сонечка. Аж глаз радуется! Надо себе фото сделать, на память.

Внимательно и дотошно оценив себя с ног до головы, я не заметила ничего компрометирующего, кроме мятой рубашки и такого же лица.

— Вы о чем? — бровь недоуменно вздернулась ко лбу.

— Видимо, я хороший начальник, — на этом моменте меня прямо от смеха разорвало, но Астафьев все же закончил свой монолог, — раз секретарша ко мне обращается куда-то в небо. Не иначе, как святой!

— Тут еще как посмотреть. Есть же те, кто дьяволу поклоняются? Сатанисты там всякие… — почесав затылок, я со злорадством услышала, как Павел на том конце подавился и закашлялся. — А я просто хочу вам в лицо смотреть, всего-навсего.

— Так камера не на потолке. — удивил меня Астафьев. Только было я хотела уточнить, где именно, как он затараторил: — Значит так, нет времени с тобой возиться. Одежда твоя в шкафу, так что пять минут на сборы.

— Сколько-сколько? — оценив масштабы бедствия на голове, я прикинула, что времени потребуется гораздо больше.

— Три уже, — явно сверился с часами этот умник. — Поторопись, малышка.

И я тут же бросилась собираться, как ошпаренная. Не хотелось лишний раз проверять на себе, на что еще способен Астафьев. Уже вскоре летела по коридору в черных обтягивающих лосинах, удобном топе и повседневных кроссовках. Кажется, чуть Светочку не сбила, но мы вовремя разминулись. Взгляд мне вслед был очень нехороший, аж до мурашек прошибло.

Встречал Павел Григорьевич меня прямо на пороге, держа в руках что-то железное и увесистое с длинной цепочкой. Сложившись пополам, пытаясь отдышаться, я вдруг поняла, что это гребанный секундомер.

«Засунуть бы секундомер прямо в его наглую жо…!», — рычал внутренний голос, пока здравый смысл тихо нашептывал: «Терпи, Сонечка! Терпи. Скоро все закончится! Этому говнюку Вселенная бумерангом все вернет.».

— Успела, — удивленно усмехнулся босс, а теперь уже и рабовладелец, — надо же! Не ожидал, Сонечка. Думал, придется штрафовать.

— Что-что делать? — напряглась я, выравниваясь по струнке.

— Ах, да! Забыл, — поиграв бровями, Астафьев улыбнулся во все тридцать два. — Теперь каждый раз, когда ты будешь лажать, я буду увеличивать размер твоего долга на пять процентов.