Конечно, я жила атмосферой и эстетикой этого века и в отрочестве, и в юности, когда посреди зрелой советской власти был так велик соблазн бегства в его мистические вихри и декадентские странности. Потом, проанализировав его духовные основания, я стала относиться к нему более сдержанно, хотя поэзию по-прежнему люблю: Блок, Гумилев, Мандельштам, Георгий Иванов, Ходасевич, Пастернак, Ахматова, Цветаева – как без них?

Н.К. Что для тебя главное в профессии писателя? И без чего «нет поэта»?

О.Н. – Три главные вещи: прирожденный талант, воля к писательству и судьба. Могу еще так пояснить: душа (Психея) должна подружиться, войти в унисон с талантом и призванием (Музой), чтобы они взаимно не противоречили, а, напротив, поддерживали друг друга. Когда ослабевает душа в жизненных мытарствах, на помощь ей приходит преобразительница жизни – Муза. Когда Муза выдыхается, душа вдыхает в нее свои жизненные силы. Как-то так. Этот путь их совместного странствия определяет судьбу.

А если они находятся в раздрыге, если Психея паразитирует на Музе (это бывает когда человек делает из своего таланта средство для достижения чего-то другого, пьедестал для своего «эго»), или когда Муза начинает тратить Психею исключительно на себя, требуя от нее идолопоклонского служения себе, ущемляя ее свободу и пуская в свою «топку» (это когда все душевные силы, отпущенные на решение разнообразных бытийных задач, тратятся исключительно на обслуживание своего обожествляемого литературного дара, принося ему в жертву жизнь), то и судьба начинает противиться этому. Очень часто, к сожалению, встречалась с таким явлением, как «несостоявшийся поэт»: то есть, человек, наделанный талантом, но не сумевший им распорядиться: либо растративший его на ерунду, либо иссушивший и умертвивший своим идолопоклонством.

Н.К. Многое ли можно простить человеку за «талант»? Скажем, некоторые действительно талантливые люди – неуживчивы, обидчивы, амбициозны, не толерантны, склонны «говорить правду-матку», как они ее понимают. Распространяется ли в этом случае твое отношение к человеку на отношение к его творчеству?

О.Н. – Все-таки это разные вещи. Дурной характер или скверная репутация талантливого человека может вызывать у меня негативные чувства, вплоть до брезгливости, но не мешает мне любить то, что он делает талантливо. Это еще одно подтверждение того, что человек не является источником собственного таланта, а талант не принадлежит исключительно его носителю. Мне, например, отвратителен Блок 17-ого года, когда он выхлопотал себе место службы в ЧК Временного Правительства и со сладострастием наблюдал и комментировал допросы, на которые ходил порой и добровольно, без служебной надобности. Но как поэта я его, тем не менее, очень люблю. И все же талант не является индульгенцией, искупающей свинство, распутство и подлость.

Н.К. Недавно одна дама рассказала мне о «фестивале православной поэзии». Как поэт православного мироощущения, как матушка, жена священника, скажи, нужны ли такие специальные фестивали? И не сужает ли «тематическое прочтение» эту проблему сущностно?

О.Н. – Я понимаю, что тут имеется в виду под «православной темой», но я бы поостереглась квалифицировать поэзию по этому принципу. Русская поэзия, классика, по преимуществу, – православная по своему духу, даже если в стихах не упоминаются ни евангельские события, ни атрибуты церковности. Здесь самое ценное – то, что возвышает и преображает душу, изымает ее из детерминизма «мира сего» и «века сего» и приближает к Творцу, который и Сам – Поэт (по-гречески «творец» – «поэтос» или «пиитос»). В Символе Веры так по-гречески и написано: «Верую в Бога Отца Вседержителя, Поэта неба и земли». Все-таки, «Дух животворит», а плоть (это всё в данном случае – приметы церковного обихода – О.Н.) не пользует нимало».