Так шипит, что слов не слышно.
Липнут листья на ботинки,
На афишах мокнет Пьеха.
Люди прыгают неловко
Через лужи, как по крышам.
Я стою на остановке,
Жду трамвай до теплотеха.
Этот день еще не прожит.
Воду пьют из луж окурки.
Что случится мигом позже —
Правда – я совсем не знаю.
Я прошу, хоть слов не слышно:
«Здесь, внизу я, в белой куртке,
Разреши не знать о лишнем,
Дай мне просто ждать трамвая!»
Старый шкаф
Закройте шкаф. О, бельевой сквозняк,
Как сильно дует ветер полотняный…
Б.Божнев
Туда еще не прятался никто…
В игре свою победу предвкушая —
Забраться в шкаф. Блуждать среди пальто.
Но, задней стенки шкафа не нашарив, —
Открыть глаза. А вместо шубы – ель,
И теплый снег, как драп, повис стеною,
И вертикальным горизонтом щель
От двери шкафа светит за спиною.
Свет фонаря приклеился ко льду.
Прозрачная изба, открыты двери.
Не подходи. Беги домой скорее.
Там спит колдун.
На снег сползла рогатая луна.
Лес оживает. И на фоне этом
Уже дрожат, как пальцы колдуна,
Снежинки, перечеркнутые светом.
Успеть. Вбежать. И выбрать ЭТУ жизнь,
Захлопнув старый шкаф уже снаружи.
– Ты прятался так долго? Ну, держись!
Ты весь в снегу и пропустил свой ужин…
А после долго думать: зря, не зря
Ушел тогда, что было там такое?
Но дважды эту дверь открыть нельзя
И до конца не обрести покоя.
Страшный сон
А я не собиралась умирать
а я не собиралась умирать
Я в лес за земляникой собиралась.
– Надень ушанку, – кто-то говорит
чтоб не схватить отит на оба уха.
– Надень ушанку, – кто-то говорит, —
Не то схлопочешь страшный гайморит.
– Надень ушанку, – кто-то говорит, —
у нас же не понос, так золотуха.
А я не собиралась умирать,
Я в лес пришла, но там стояла осень
Я вместе с ней осталась постоять,
надела шапку, как велела мать,
Но мне и в шапке было сорок восемь.
О любви
Над этим можно прослезиться,
Судьба живущих нелегка:
Вороне не нужна лисица,
Но их связали на века!
Я как решетку раздвигаю строчки.
И мысль догнать не может, хоть и силится,
Как я проникла сквозь штрихи и строчки
Туда, где побежит моя лисица.
Есть у меня лишь миг, ползу по дереву,
Сидит ворона, хлопает ресницами,
Я не боюсь свободного падения,
Боюсь, что не увижу я лисицу.
«Ворона, – говорю, – подвинься, детка,
Что ты расселась, будто бы царица?
Я тоже посижу на этой ветке,
Мы будем вместе ждать мою лисицу.
Ворона, ешь свой сыр, да поживее,
В моем мешке сто плавленых томится,
Их сброшу для лисицы, пусть жиреет,
Мне ничего не жалко для лисицы».
В мой зад впились иголки старой ели,
От боли на зубах скрипит силициум.
Вороне хорошо, там пух и перья…
Но я терплю, все от любви к лисице.
И как хочу работать я вороною,
Чтоб сыр кидать, но не кричать милицию,
Считать, что мы – как Петр и Феврония,
Но только в образе Вороны и Лисицы.
Илаяли
Я стою и смотрю ей в глаза, а сам тут же придумываю
имя, хоть никогда его не слышал. Имя скользящее и
волнующее. Илаяли.
Кнут Гамсун. «Голод»
Но пары из них не получится.
В универе закончились пары.
Смотри – голубей на крыше
Пасет горбатый чердак,
И рядом бегут троллейбусы,
Огромные, как сенбернары,
Расплескивает лужи
Чуть позади
Чудак.
Запах цветущих яблонь, запах корицы пряный
В воздухе растворились рябиной на коньяке.
Город плывет румяный.
Её обнимает пьяный.
Он сочинил ей имя
На неземном языке.
Будто бы вышел из мрака
(На это хватило мига,
Вспыхнувшего, как факел,
И оправданье всему),
Когда он заметил тихо:
«Вы потеряете книгу».
Она потеряла больше,
В ответ улыбнувшись ему.
«За спиною дышит ерунда…»
Посвящается Н. М.
За спиною дышит ерунда.
Все пройдет и больше никогда…
В парке клены. Небо голубое.
Не фугас, не бомба, а гроза!