Мне снова становится горько. Нет, мы никогда не сможем друг друга понять. Хотя мне так и хочется рассказать ему о нашем приюте, чтобы он понял, что за пределами светских салонов тоже есть жизнь. Но говорю я совсем другое:
– Благодарю вас за совет, сударь.
Мне уже хочется вернуться в бальную залу. Я должна попытаться отыскать княгиню и поговорить с ней.
И мы возвращаемся. Но как только мы входим в приветливо распахнутые двери, начинает играть музыка, и мой незнакомец протягивает мне руку:
– Могу я пригласить вас на танец, сударыня?
7. 7. Танец
Я твердо решаю ему отказать. Нам решительно не о чем разговаривать! Но раньше, чем я успеваю об этом заявить, моя ладонь оказывается в его ладони. Ах, ну какая же я дура!
Вальсирует он бесподобно. Теперь на нас смотрят все, и смею надеяться, баронесса должна быть довольна. Мы летим по паркету легко и свободно – как птицы. Он ведет уверенно и спокойно, а я безропотно ему подчиняюсь, откликаясь на каждое движение.
– Вы волшебно танцуете, – тихо улыбки говорит он.
– Вы – тоже, – я возвращаю комплимент.
– Ох, нет, сударыня! – смеется он. – Это совершенно не по правилам. Вы не должны были хвалить меня. Вы должны были смутиться, покраснеть, потупить взор.
Я тоже смеюсь:
– Простите, что разочаровала.
– Кстати, сударыня, мне до сих пор неизвестно, как вас зовут. Я знаю, что на балах-маскарадах не принято представляться, но раз уж мы начали отступать от правил, то давайте это продолжим. Меня зовут Сергей. Полагаю, во время танцев мы можем обойтись без отчеств.
Он смотрит на меня выжидательно, и я понимаю, что на сей раз называться Золушкой совсем не хочу.
– Александра, – лепечу я, чувствуя странное волнение.
Он легонько пожимает мне руку.
– Необычайно рад знакомству.
Пару минут мы кружимся безмолвно, и я даже чуть отворачиваюсь, но непрерывно чувствую на себе его взгляд.
– Этот вальс Штраус посвятил австрийской столице. Вы бывали когда-нибудь в Вене?
Я чувствую себя так, словно качаюсь на качелях. То я взмываю вверх, ощущая себя почти счастливой. То ухаю вниз, сразу вспоминая о своем положении и о том, что я чужая на этом балу. За пределы Москвы я выезжала лишь однажды – когда баронесса в качестве особой милости взяла нескольких девочек на лето в свое небольшое загородное имение. А за границей Российской империи я и вовсе никогда не была. Но рассказывать всё это новому знакомому я не намерена. Поэтому я просто отрицательно качаю головой.
– Непременно там побывайте, – советует он.
Ага, обязательно! Как только стану компаньонкой какой-нибудь старой дамы, которая любит бывать на европейских водах.
Разговор снова замолкает. Так до конца танца мы не произносим ни слова.
А когда музыка смолкает, мой кавалер провожает меня до окна – там прохладней и гораздо удобнее, чем возле колонн. Замечаю на паркете осколок хрустального бокала и наклоняюсь к нему прежде, чем успеваю оценить разумность такого поступка.
– Осторожней, Саша, порежетесь! – Сергей сжимает мою свободную руку так сильно, что я вскрикиваю. – Нужно было позвать лакея.
– Но лакеев поблизости нет, – почему-то оправдываюсь я. – А если бы на него наступила дама в тонких туфельках?
Мой поступок кажется мне вполне логичным и совершенно оправданным, но я понимаю, что в глазах не привыкших что-либо делать своими руками аристократов это выглядит по меньшей мере странно.
Сергей забирает у меня кусочек хрусталя и вдруг целует мою руку. Но почему? За что?
– Вы же не откажете мне в следующем танце?
Это тоже идет вразрез с правилами хорошего тона, но я соглашаюсь. Мне еще раз хочется пролететь с ним по залу, чувствуя исходящую от него уверенность, чувствуя тепло его рук. И ловить на себе его взгляд. И растворяться в этом взгляде без остатка.