У меня, кстати, все чаще возникают аналогии между сегодняшним нашим временем и первым периодом той войны. Вспоминаю, в начале ее нас окружили, и многие сказали тогда: «Сопротивление бесполезно, идем сдаваться». Пошли к немцам, а они перебили их всех. Другие же сказали иначе: «Мы обречены, поэтому будем прорываться». И какая-то часть прорвалась – и продолжила эту линию жизни.

Так что капитулировать я вовсе никого не призываю. Даже в безвыходном, казалось бы, положении чудо спасения возможно. Если бы мы не верили в него в 41-м, не победили бы.

– Серьезным обстоятельством, которое в моем представлении может сильно повлиять на изменение положения в стране, видится мне резкое социальное расслоение, небывалая и беспрецедентная имущественная поляризация нашего общества. Не исключено, по-моему, что это приведет к социальному взрыву. Во всяком случае, к усилению антагонизма и обострению классовой борьбы. Тут и Маркса можно вспомнить.

– Это очень большая тема. Социальное расслоение имеет место и на Западе. Но одно существенное различие есть: Запад – метрополия, Россия – колония. В колониях величины другие. И типы классов по-другому выглядят. Господствующий слой в метрополии – это одно, а в колонии – несколько другое.

– Он тоже как бы в подчинении находится?

– Конечно. Это уже колониальный господствующий слой. Каково соотношение социальных слоев в метрополии? Небольшой процент населения – высший слой. Основная масса – средний. И сравнительно небольшой слой – низший. Того пролетариата, о котором писал Маркс, нет, как нет и беднейшего крестьянства, по отношению к которому он мог бы стать гегемоном. Рабочие в западных странах принадлежат к среднему слою, составляющему, по сути, оплот общества. Да и численно их теперь гораздо меньше: во всей промышленности занято 22–23 процента населения, а рабочих в том числе не более половины. Остальные – инженеры, управленцы и пр.

Короче, таких классов, на основе которых выросла теория классовой борьбы, уже нет. Исчезла и сама классовая борьба в Марксовом смысле слова. Борьба-то осталась, но она принимает иные формы.

– Более локальные?

– Очень. Достаточно посмотреть, как рабочий класс на Западе проводит сегодня свои забастовки или демонстрации…

В колонии, какой является Россия, соотношение между социальными слоями другое. Процент верхнего слоя поменьше, среднего – тоже меньше, а процент низшего слоя огромен. При этом высший слой становится проводником политики метрополии. Однако тон в обществе все равно во многом начинает задавать средний слой.

– Но он же у нас мизерный.

– Не скажите. Что такое сегодня в России средний слой? В него входят инженеры, врачи, учителя, профессора и так далее. Определять принадлежность к тому или иному слою лишь по тому, кто сколько получает, – это примитивный подход западной социологии. Я ввожу понятие «социальный статус». Он охватывает много параметров. Такие, например, как социальная позиция, образованность, доступ к образованию, уверенность в положении детей. По таким критериям структуру сегодняшнего российского общества еще никто не исследовал. Я первый начал исследовать ее с этой точки зрения.

– И каков же главный вывод, к которому вы приходите?

– Социальные противоречия и вообще социальные отношения в обществе приняли иной характер.

– А если несколько конкретизировать?

– В России, как и на Западе, социальное расслоение идет сейчас иначе, нежели раньше. Социальные слои организуются по-другому и соответственно по-другому выражают свои классовые интересы. Конфронтация происходит, но тоже совсем по-другому. Она как бы размыта, распылена. Такой конфронтации, когда по одну сторону – хозяева, а по другую – пролетарии, уже нет. Это изменено самой организацией современного общества.