Суоми снова двинулся первым. Когда они прошли еще несколько сотен метров, Шонберг снова приказал остановиться – на этот раз у подножия крутого склона.

Наскоро осмотрев окрестности в бинокль, Шонберг указал на холм и произнес:

– Я поднимусь туда и посмотрю по сторонам. Я пойду один – хочу осмотреться тихо и незаметно. Ты стой здесь, никуда не отходи и будь начеку. По нашему следу уже вполне может кто-нибудь идти. Тебе может подвернуться возможность сделать неплохой выстрел, даже не сходя с места.

Суоми пробрала легкая дрожь от ощущения опасности. Он обернулся. Позади не было заметно ни малейшего движения, не считая инеистых червей.

– Ладно.

Суоми сел и принялся наблюдать, как Шонберг поднимается по склону. Потом тот скрылся из виду. Тогда Суоми устроился поудобнее на своем каменистом сиденье, наслаждаясь отсутствием людей. Это было великолепно – оказаться в одиночестве впервые за… такое ощущение, что впервые за всю жизнь. Конечно, на корабле можно было уединиться, но другие тела и другие сознания все равно продолжали постоянно присутствовать. Хотя бы одно из них да находилось на расстоянии нескольких метров. Суоми прикоснулся к висящему на поясе коммуникатору. Каналы для связи с другими охотниками и с кораблем были в полной готовности, но сейчас ими никто не пользовался. Все наслаждались физическим и психическим уединением.

Время шло. Шонберг отсутствовал уже куда дольше, чем ожидал Суоми. На окрестности легла легкая тень – солнце скрылось за отдаленным ледяным пиком. И тут безо всякого предупреждения перед Суоми появилась величественная ледяная тварь. Она была примерно в двухстах пятидесяти метрах, на каменистой осыпи, образовавшейся у подножия того самого склона, где сидел Суоми. Животное находилось совсем не там, откуда, по мнению Шонберга, должны появляться хищники, и на Суоми оно не смотрело. Зверь смотрел вниз, медленно поводя головой из стороны в сторону. Суоми поднял бинокль и постарался припомнить, что было написано в распечатке. Прекрасный экземпляр, самец, возможно, живет уже второй сезон, только что вышел из второй за свою жизнь спячки, находится в расцвете сил и свирепости. Несмотря на густой оранжево-желтый мех, ясно было видно, что бока зверя запали. Хищник был даже крупнее земного тигра.

Суоми, не вставая, недрогнувшей рукой поднял ружье и прицелился. Он всего лишь играл. Суоми снова опустил оружие.

– Да, для начинающего слишком большое расстояние, – снова послышался сзади голос Шонберга – тот стоял чуть выше по склону. Рев водопада наверняка должен был поглотить голос охотника задолго до того, как он донесся бы до хищника, точно так же, как и помешал Суоми услышать шаги Шонберга по камням. – Но видимость отличная. Если ты не станешь пробовать свои силы, я выстрелю.

Суоми, даже не поворачиваясь, знал, что Шонберг уже поднимает ружье, чтобы прицелиться. По-прежнему не оглядываясь по сторонам, Суоми снова вскинул ружье (раздался хлопок, чуть громче, чем в тире, но при работе на полной мощности отдача оказалась неслабой) и преднамеренно выстрелил просто куда-то в сторону животного, чтобы напугать его и обратить в бегство. Брызнули крошки льда. Кошкообразное существо согнулось, затем развернулось в сторону землян. Прочесть по морде его намерения оказалось совершенно невозможно. Люди, жившие на Охотнике, по происхождению были землянами, хоть и перебрались сюда довольно давно; потому легко забывалось, насколько непривычными и чуждыми должны быть все здешние формы жизни.

Потом ледяная тварь бросилась бежать, грациозно, словно кошка, двигаясь по склону огромными прыжками. Но только бежала она не от людей, как следовало бы ожидать (и как легкомысленно предположил Суоми). Животное не имело ни малейшего представления, с какой силой столкнулось, и потому чистосердечно вознамерилось убить их и съесть. Его гнал вперед безумный голод. Из-под мелькающих когтистых лап летели камни и снежная пыль.