– Фюрер говорил о том, что, занимаясь селекцией лучших особей немецких овчарок, мы тем самым улучшаем породу изнутри. Узаконив национал-социализм как селекцию лучших особей человечества, мы улучшаем собственную породу. Оба процесса абсолютно естественны, однако первый вызывает умиление от созерцания прекрасного щенка, второй же многим видится непристойным. Как ты объясняешь подобный феномен? – Гесс в упор уставился на Пуци, который, выслушав эту тираду, возвел глаза под потолок:

– Ну ты, Руди, сегодня не с той ноги встал! Чего ты меня-то воспитываешь!

– А то, Эрнст, что ты в последнее время слишком много болтаешь. И потом твои замечательные высказывания мне суют в нос пражские товарищи.

– А венские не суют? – тихонько поинтересовался Пуци.

– У меня от твоих шуток тоже голова трещит, – заметил Геббельс. – Месяц назад я был в Мюнхене, так он звонит из Берлина и сообщает, что горит рейхстаг.

– А туда б ему и дорога! – воскликнул депутат от НСДАП Геринг.

Все засмеялись.

– Друзья, я расскажу вам австрийский анекдот, – улыбнулся всем Гитлер. – Кстати, знаете, чем отличается венский анекдот от берлинского?..

Фюрер чаще всего говорил за столом один. С годами это вошло у него в привычку, хотя поначалу он добивался одного: чтобы все жевали, а не ссорились. Всегда находился кто-то вставший не с той ноги, а претензий друг к другу накапливалось предостаточно.

После позднего обеда Гитлер остался с дамами, а любители покурить вышли на одну из полуоткрытых веранд, уставленную мягкими креслами и круглыми столиками. Тогда в число курильщиков входили практически все, кроме самого фюрера и Бормана, который, попав в окружение вождя, тотчас отказался от вредной привычки. Гесс сам обычно не закуривал, но, если предлагали, соблазнялся, что всегда сильно раздражало Гитлера.

Шел уже третий час ночи, когда, слушая рассуждения Адольфа о пошлости архитектуры старых берлинских зданий, наблюдая усмешки Елены, скользящий по потолку взгляд Ангелики и неизменный блокнот в руках Бормана, Эльза приняла решение ехать в Вену, не откладывая. Она весело посмотрела на Ангелику, которая, перехватив ее взгляд, как будто прочитала в нем приятную новость.

За кофе все расселись в гостиной поодиночке или парами, и Ангелика вопросительно сжала локоть Эльзы. Дыхание ее было прерывисто, глаза опять горели.

– У меня есть идея, – шепнула ей Эльза, – съездить нам с тобой в Австрию на пару недель. Если Адольф тебя отпустит.

– С тобой!

А еще через полчаса Гели вбежала в гостиную Гессов и замерла посредине. Дверь в спальню была приоткрыта, и она увидела край знакомого прелестного платья, которое Эльза не успела снять.

– Что случилось? – выглянула подруга.

– Эльза, он меня отпустил!

Все вышло чудесно и неожиданно. Мужчины в столовой принялись рассуждать (бог весть о чем! в три часа ночи!), а дамы отправились отдыхать. Адольф, обычно аккуратно провожавший Ангелику до спальни и плотно прикрывавший за ней дверь, поступил так же и на этот раз. Он отвел ее на второй этаж, открыл перед нею дверь, но она вдруг удержала его за руку.

– Какое чудесное платье было сегодня на фрау Гесс! – вздохнула она, глядя себе под ноги. – Ах, как мне хотелось бы иметь такое же!

Гитлер немного удивился.

– Мне так хотелось бы бывать с нею всюду, как ты мне советовал, – продолжала Ангелика, – но она такая изящная и так одета…

– А, вот что! – кивнул он. – Но кто же тебе мешает? Развивай вкус, учись…

– Эльза видела так много! Она всюду бывала – в Италии, Париже… А теперь едет в Вену…

– Она едет в Вену? – удивился Гитлер. – Что за чудеса? Там только что побывал ее муж-анархист, изображающий из себя послушного барашка.