– Какая она счастливая! – Не слушая его, Гели два раза всхлипнула.

– Да, у нее ведь там тетушка, – припомнил он. – Хочешь, я попрошу ее взять тебя с собою?

Сердце ее едва не выпрыгнуло от неожиданной удачи, но на лице проступила озабоченность.

– Ты попросишь? О, она, конечно, согласится. Но удобно ли это? Можно я сама?

– Ну попроси сама. – Он поцеловал ее в лоб, потом в шею. Но глаза глядели отрешенно, а голова, по-видимому, была чем-то занята. – Спокойной ночи, моя прелесть.

Гитлер быстро ушел своей стремительно-прерывистой походкой, а Гели, выждав минуту, скинула туфельки и босиком полетела по коридору к спальне Гессов – в отчаянной надежде тотчас поделиться своим торжеством.

Утром, около семи, очнувшаяся от тревожного сна Эльза вышла из спальни и услышала доносящиеся из кабинета мужа голоса. Один был негромок, но в нем чувствовался скрытый напор, другой – голос мужа – она едва узнала, таким он казался безжизненным. Она снова прилегла и проснулась уже в десятом часу. Мужа все еще не было, но голоса стихли.

Рудольф что-то писал за столом. Она подошла и заглянула через плечо.

– В Александрию, – бросил он. – Два месяца не писал. Свинство. А ты?

– Я пишу каждую неделю. Иногда чаще. Твой отец сейчас уехал в Лондон, а мама одна, и я стараюсь держать ее в курсе.

Он бросил перо и потянулся.

– Хотя мне это теперь стало сложно делать, – продолжала Эльза. – Я многое перестала понимать.

– Я тоже, – буркнул Рудольф.

– Разве вы не объяснились?

Гесс досадливо поморщился.

– Все плохо. Рем – авантюрист боливийской пробы. А вручать власть авантюристу – авантюризм вдвойне.

– Когда-то вы с Эрнстом были друзьями, – осторожно напомнила Эльза.

– Мы с Эрнстом никогда не были друзьями! Запомни это раз и навсегда! Если я и мог кем-то для него стать, это называлось бы иначе!

Эльза отошла к окну, постояла, глядя на едва проступающие сквозь дождливую завесу силуэты гор.

– Когда Адольф возвращается в Мюнхен?

– Через неделю. Но мы с тобой уедем раньше. Мне еще нужно встретиться с нашим судьей, и хотелось бы хоть пару дней поработать с Карлом, пока не началась свистопляска с выборами.

– Я тебе очень нужна?

– Хочешь остаться? Поступай как знаешь.

– Мне бы хотелось съездить в Австрию и, может быть, в Мадрид.

Рудольф резко вскинул голову.

– Ты поедешь со мной в Мюнхен.

Эльза присела рядом, у стола, взяла его руку в свои ладони и снова ласково улыбнулась.

– Руди, ты сердишься на весь мир, а заодно и на меня. Но я ведь не с ним, я с тобой.

– Тем более не о чем говорить.

– Господи, да я бы поехала куда угодно, если бы у тебя нашлось для меня немножко времени! Но ты же будешь занят с утра и до утра, тем более во время выборов…

– Довольно, Эльза! Это решено.

– Руди, послушай меня, дело в том, что я уже обещала Ангелике. Она так ждет этого и так счастлива.

– Ты решила меня шантажировать?

Эльза встала и ушла в спальню, чтобы не расплакаться. Он тут же явился следом и стал в дверях.

– Я знаю, что я слишком плохой муж, чтобы иметь моральное право требовать… Тем более с некоторых пор… Я не стану тебя удерживать.

– Не станешь?!

Он минуту стоял, размышляя. Потом вдруг поглядел на нее с детской беспомощностью. И Эльза отвернулась – боль и нежность пронзили ее.

Как обычно, в этот час в доме бодрствовали лишь собаки и Борман. В кабинете при библиотеке Мартин занимался какими-то подсчетами, а Берта, любившая общество, привела туда всех своих четырех щенков и принялась их тщательно вылизывать. Из кабинета доносилось такое чавканье, что угрюмый после размолвки с женой Гесс заглянул туда с некоторым интересом.