Подъезжаю к дому, паркую машину и с пакетами наперевес иду к подъезду. Очаровать пару бабулечек на скамеечке не составляет труда. И вот я уже звоню в нужную мне дверь. Открывает мне Ларька. В очках, домашних затёртых джинсах и клетчатой рубашке. Волосы собраны в небрежный пучок и скреплены…кисточками. Такого я ещё не видел. Меня соблазняли халатиками на голое тело, и даже голым телом встречали, но от вида такой домашней и миленькой девочки в душе торкает сильнее, чем от любой голой богини. Но кисточками! Хорошо хоть краска с них не капает.

– Доставка еды, – бодро проговариваю, протискиваясь в прихожую. Для этого пришлось отодвинуть Ильку, стоящую в проходе. Но не в подъезде же разговаривать.

– Я не заказывала, – недовольно буркнула, но отходит вглубь квартиры.

– Так я же заказал, и сам доставил. Бонус для любимых клиентов.

Стащил быстренько туфли и повесил одной рукой куртку на крючок, подхватил пакеты и поинтересовался:

– Куда нести? На кухню?

– Иди за мной, – и вздохнула так обречённо.

Квартира оказалась интересной. Большая комната и кухня объединены в огромное пространство с четырьмя окнами. Мастерская, судя по всему. Рабочий стол под одним окном, мольберт, компьютерный стол со стулом, книжные шкафы и везде книги, листочки, краски и пузырьки с жидкостями. Но определённо есть в этом бедламе порядок и какая-то система. Прозрачные пузырьки на одной полке, цветные на другой. Листики собраны в стопочки или лежат по лоткам. Окна большие и без штор, только тонкий тюль. Длинный диван отделяет кухню от непосредственно мастерской. Кухонная зона маленькая, стола обеденного нет, только барная стойка и два стула. Туда и водрузил принесённые пакеты. С интересом осматриваюсь, примеряюсь, так сказать:

– А это что? – указал на полукруглую стену из бетона и стеклянных матовых блоков. – Ты сама планировку придумывала или так было? – уж очень несуразно эта стена сюда вставлена.

– Это санузел, он круглый. И он так и был посередине квартиры. Мы только при ремонте часть стены убрали между кухней и комнатой, чтоб больше пространство было.

– Туалет посередине квартиры? Такого я ещё не видел! А где дверь?

Стал обходить по кругу стены и в противоположном от кухни конце нашёл дверь, заглянул и точно туалет. А рядом ещё дверь.

– А это кладовка?

– Нет, спальня. Руки мой и не шастай по квартире.

Ага, если руки мыть, значит, не выгоняет, кормить будет. Это уже хорошо. Вымыл руки, поржал ещё немного с планировки, вернулся на кухню.

– Ну квартира ничего так, сойдёт!

Ларька, уже раскладывая по тарелкам еду, аж подавилась:

– Сойдёт? Ты вообще чего припёрся?

– Тянет, – вспомнилось к слову фраза из «Москва слезам не верит».

– Тоже мне Гоша, он же Гога, он же Жора, он же...

– Я в курсе, это мамин любимый фильм, – перебил я, забирая блюдо из микроволновки.– Но обед я готовить не умею, надеюсь, что кормить меня будешь ты, – уселся на стул и потянулся за бутылкой вина́. – Фужеры есть?

– Есть, – поставила передо мной два бокала, пока я распечатывал бутылку, и злобненько так добавила: – Но штопора нет!

Вот же ж ехидна!

Илька оказалась в принципе всеядна. Правда, суши ест принципиально вилкой. Но чего ещё ждать от девушку, у которой вся причёска держится на кисточках? Но в памяти зарубку сделал: в японском ресторане сто́ит просить сразу вилку для Ларьки.

Не очень любит рыбу. Это, конечно, жаль – я рыбку люблю. А вот в нелюбви к оливкам мы совпали. А ещё предметом спора оказался борщ. Всю жизнь называл борщ супом! А Илька упёрлась, нет, говорит, он борщ и точка. А суп – это суп. И нечего подменять понятия.