Глаза довольно быстро привыкают к темноте и женскую фигуру, идущую навстречу вдоль забора Огневых, я замечаю первая. Гремит гром, сверкает молния. Я, наконец, могу детальней рассмотреть вторую ненормальную, что вышла погулять в такую бурю.

Особа, надо сказать, занимательная. Такая… слегка бодипозитивная, в блестящем красном платье, кожанке и рыбацких сапогах. Зато с пропорциями её бюста может соперничать разве что Машка-фитоняшка и русая коса, толщиной с мою руку.

Растерянно таращимся друг на друга. Я на неё. Она — на меня.

Я вспоминаю, что в деревне с каждым принято здороваться. И открываю рот…

Вдруг гремит так, будто небо раскалывается. Молния с треском бьёт до самой земли.

Девица лупит на меня глаза по пять копеек.

— Далеко собралась? — пытаюсь улыбнуться и предложить переждать у меня непогоду.

Она жмётся к забору.

И как начнёт трясти зонтом, осеняя себя крестным знаменем, как завопит:

— Чур меня, нечисть!

А я, между прочим, крещённая и даже уже умытая. Обидно. Особенно когда эта блаженная очень метко запускает в меня корзинкой с пирожками.

С вишней… — разглядываю вывалившуюся у моих ног начинку. А когда поднимаю глаза, она уже со всех ног припускает к дому Огнева, вопя и зовя на помощь.

— Паша! Да где ты?! Па-а-аша! — голосит во всю мощь лёгких, переходя в завывания. — Павлуша, открывай, миленький! Она меня щас сожрёт!

Степень моего офигевания не передать словами.

Нормально устроился. Нет, ну а что? Пока одна ему сдобу ещё горячую в ливень приносит, «миленький», значит, мне вдуть не против.

Трахай его только не словами. Ещё и борщ наваристый подай! Типичный мужик. Ёбарь-террорист.

Вот это я удачно вышла. А то чуть не поплыла. Глаза у него… реснички… кубики…

Совести только нет!

Галчонком он меня назвал! Нашла кого слушать! Пока я тут уши развесила, он небось уже до трусов разделся и на кровати разлёгся. Благодарности ждёт.

Но как я не обзываю его мысленно последними словами, взгляд этот васильковый из головы не идёт. Красивый зараза. Жаль, что тоже кобель.

Погубит он меня. А бабы его ещё и камнями забьют! Вон меткие какие, не промажут.

5. Глава пятая, где Галка гнёт пальцы и мужскую гордость

Павел

— Птица!

— Что?

— Заткнись, вот что!

— То-о-олько, — ещё громче заливается пернатое исчадие, — рюмка во-о-одки на столе!

Я терпеливый. Спокойно переношу шум перфоратора, шорох пенопласта и новогодний концерт на главном канале. Но этот попугай заткнул за пояс всё!

Я готов научиться варить суп. Уверен, варево из этого безбожника не может получиться хуже, чем его вокал. Приходится напоминать себе, что Обломова такой кулинарный экспромт не оценит. Между нами и так воздух трещит от напряжения. Годков прибавили, а мозгов как будто не стало больше. Причём такое чувство возникает только рядом с ней. Всегда так было. Стоит Гале появиться на горизонте, и мой язык начинает молоть всё подряд.

Пока хозяйки нет, решаю сломать систему и начать жёстко фильтровать, что говорю. Можем же мы хоть разок пообщаться по-человечески?

Подключаю свет в доме, завариваю чай. Выбор трав у тёть Нюры как в гипермаркете. Половину корешков и цветочков я впервые вижу. Щепотку того, листик другого и вот уже от заварника поднимается аромат цветущих лугов. Попугай, поняв, что зритель из меня пассивный, обиженно затыкается. Хороший знак, я считаю.

— Спасибо за баню. Не буду тебя задерживать, — температура Галкиного радушия будто понизилась до минусовой отметки.

И так недобро сверкают её глаза, так выразительно шлёпаются в алюминиевый тазик грязные вещи, что сомнений не остаётся — чем-то я её уже взбесил.