Следующую неделю у меня было схожие ощущения. Врач запретил вставать, читать, много говорить и размышлять. Было нетрудно, я постоянно забывала, о чем думала, терялась во времени, а при попытке что-то вспомнить висок протестовал болью. Врач не назвал диагноз, но напоминало сотрясение мозга: у моей двоюродной сестры было что-то такое. Без напряжения мозгов я почти пришла в норму дней через семь… а может восемь или десять.

За мной ухаживали те три девушки, молоденькие, лет по восемнадцать. Они заплетали волосы в косы и укладывали на затылках, носили простые платья с закрытым верхом и узкими рукавами. Они мягко говорили и двигались, были учтивыми: наверное, из благородных, к Георгу ведь не подпустят кого-то с улицы.

Я спрашивала их об устройстве замка, коллегах и повседневных мелочах. Если это действительно была фантазия, то логика должна ощутимо хромать. Мне было не интересно продумывать бытовуху. Девушки говорили уверенно, на все имели разумные ответы. Это подтверждало теорию о другом полноценном мире. С другой стороны, смущало поведение главной девушки: черноволосой и круглолицей Миррет. Как она любила сплетничать! Пересказывала все услышанное в коридорах, перепалку слуг на кухне, кто первый начал, кто что ответил… И все это ровным тоном, полным превосходства. Позже я сообразила, что у меня была такая коллега, только старше лет на тридцать.

Ковер, как у бабушки, сплетница — маловато, чтобы сделать выводы мозгами, которые хорошенько встряхнуло, но скоро нашлись новые зацепки.

Это случилось, когда я почти поправилась. Голова по-прежнему кружилась, стоило резко встать, меня мутило, а от долгих размышлений стреляло в виске, но жить это не мешало. Я лежала в кровати, когда из коридора донесся вопль. Это было что-то: громогласные, абсолютно больные мужские крики, проклятья, возня и топот. То ли сработала моя привычка думать после дела, то ли последствия удара, но я выскочила в коридор прямо в ночнушке. Там было просторно и светло, на светло-зеленых обоях извивался темный узор, вдоль стен стояли высокие вазы с позолотой. Все было приятным, сказочным, но этот рев…

— Ваше величество, успокойтесь, вы поранились! — как мантру напевало несколько голосов.

Впереди несколько мужчин в синих жилетах и таких же брюках топтались и старались угомонить какого-то человека. Над их головами мелькали его руки с костлявыми пальцами, иногда показывалась седая макушка.

— Прочь, пошли прочь! — повторял больной голос.

Я узнала его: король, отец Георга, имя которого не придумывала. Он был безумным и опасным, отчего сжались внутренности.

— Все прочь! Прочь! А-а! — грохотало так, что звенели вазы.

Между синими формами протиснулось длинное, тощее тело короля. Сальные волосы падали на лицо, между ними блестели безумные глаза и оскал. Он пыхтел и рычал, пытался вырваться и тянулся ко мне. Я не столько увидела, сколько почувствовала это по всплеску ярости, который хлестал как раскаленный воздух.

— Это она, она! — Король шипел и скалился. — Она!

Он рванул вперед и повалил одного в синей форме, остальные схватили его за рубаху. Король тянул ко мне руки и сжимал пальцы так, словно собирался задушить. За что?! Он снова рванул и споткнулся об упавшего, остальные снова окружили его, скрыли своими спинами и опять остался только больной рев.

Я кинулась в комнату, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.

— Схватить ее! Разве не видите, что она делает?! — от вопля короля подрагивала дверь.

Снова мысли метались стрелами и вонзались в висок, но теперь не из-за падения. Что это было, что имел в виду король?! Я не могла сообразить, чувствовала только внутреннюю дрожь. Такого не было в моих фантазиях, не было!