– Зачем вы это делаете, док?

– Затем, что лекарства вам помогут.

– Нет, док, я не о том. Зачем вы со мной возитесь? Сколько вам лет?

– Шестьдесят девять.

– Ничего себе! В таком возрасте люди давно сидят на пенсии.

Баркхейзен улыбнулся, сверкнув глазами за толстыми стеклами очков:

– У меня есть домик на побережье, в Витсанде. Мы прожили там три месяца. За три месяца отремонтировали домик, вылизали садик, перезнакомились с соседями. Потом мне захотелось выпить. Я понял, что это не мое.

– И вы вернулись.

– Чтобы осложнять жизнь людям вроде вас.

Гриссел долго смотрел на пожилого врача. Потом сказал:

– Так что насчет лекарств, док?

– Я выпишу вам налтрексон. Торговое название – «Ре-Виа», только не спрашивайте меня почему. Это лекарство помогает снять симптомы ломки, и у него нет серьезных противопоказаний, если только не нарушать дозировку. Но есть одно условие. Первые три месяца вы должны приходить ко мне раз в неделю, и вы должны регулярно посещать собрания «Анонимных алкоголиков». Это не обсуждается. Либо вы соглашаетесь, либо ничего не будет.

– Я согласен. – Он не колебался.

– Вы уверены?

– Да, док, уверен. Но я хочу кое-что вам рассказать, чтобы вы заранее понимали, во что ввязываетесь. – Гриссел постучал себя указательным пальцем по виску.

– Говорите.

– Док, я слышу крики. И хочу знать, заглушит ли их ваше лекарство.

В кабинет зашли дети священника – пожелать спокойной ночи. Они тихо постучались, и отец не сразу впустил их.

– Извините, пожалуйста, – сказал он, а потом крикнул: – Войдите!

Двум мальчикам-подросткам с большим трудом удавалось скрывать любопытство и не глазеть на нее. Старшему было уже лет семнадцать. Высокий, как отец, с крепким молодым телом. Он окинул жадным взглядом ее грудь и ноги. Успел заметить и скомканный бумажный платочек в руке у странной посетительницы.

– Спокойной ночи, папа. Мальчики по очереди поцеловали отца.

– Спокойной ночи, ребята. Спите сладко.

– Спокойной ночи, мэм, – сказал младший.

– Спокойной ночи, – вторил ему старший. Повернувшись спиной к отцу, он заглянул ей в глаза с нескрываемым интересом.

Кристина поняла, что он инстинктивно почувствовал ее слабость и уязвимость – как собака, которая сразу чует кровь.

Ее охватила досада.

– Спокойной ночи, – сказала она, напуская на себя неприступный вид и отводя глаза.

Мальчики закрыли за собой дверь.

– На следующий год Ричард пойдет в выпускной класс. – В голосе священника слышалась отцовская гордость.

– У вас только двое сыновей? – механически спросила она.

– Они стоят целой дюжины.

– Могу себе представить.

– Хотите еще чего-нибудь? Может, еще чаю?

– Мне надо попудрить носик.

– Конечно. По коридору, вторая дверь налево.

Кристина встала, разгладила юбку спереди и сзади.

– Извините, – сказала она, открывая дверь и выходя в коридор. Она нашла туалет, включила свет и села на унитаз.

Раздражение, вызванное старшим мальчишкой, не проходило. Она всегда сознавала, что словно испускает некий аромат, который говорил мужчинам: «Попробуй меня». Какое-то сочетание внешности и характера, как будто они заранее знают, что отказа не будет… Но чтобы даже здесь? Вот щенок! А еще сын священника!

В тишине струя мочи ударила в унитаз особенно громко.

Неужели эти люди не слушают музыку? Не смотрят телевизор?

Кристине стало тошно. Ей надоело испускать такой аромат. Хотелось пахнуть, как пахнет хозяйка этого дома, верная жена: женщина, которая словно говорит: «Я хочу любить тебя». Она всегда хотела стать такой.

Помочившись, она оторвала квадратик туалетной бумаги, подтерлась, спустила воду, открыла дверь и выключила свет. Потом вернулась в кабинет. Священника там не было. Она остановилась перед стеллажом и принялась разглядывать толстые и тонкие книги, уставленные впритык друг к другу, – некоторые из них были старые, в твердом переплете, некоторые новые, в ярких, пестрых обложках; и все говорили о Боге или о Библии.