Еще гуще были заселены среднее течение и верховья Невы. Как писал изучавший систему поселений в Приневье С.В. Семенцов, «от Нотебурга до Ниена вдоль берегов Невы и дорог общегосударственного значения (то есть вдоль тракта на Нарву от Спасского – современное месторасположение Смольного – по левому берегу Невы к побережью Финского залива, а также вдоль тракта на Выборг и вдоль тракта Нотебург – Ниен. – Е. А.) сплошной чередой шли поселения, особенно густо размещавшиеся от устья реки Ижоры до истока будущей реки Фонтанки. Приневские поселения имели разные размеры: от 1–3 дворов до крупных, в несколько десятков дворов. Среди крупнейших: Гудилова Хоф (Gudilowa hoff, ныне – Усть-Славянка); Костина (Kostina by, ныне – Рыбацкое); Коллекюля, или Каллис (Kollekyla, Kallisi, в районе начала будущей ул. Крупской); Вихтула, или Виктори (Wichtula by, на ее месте построена Александро-Невская лавра)»[13].
Отступление:
Ничто не забыто, никто не забыт
В переведенной с финского языка книги Сауло Кепсу «Петербург до Петербурга. История устья Невы до основания города Петра» («Европейский дом», СПб., 2001) мы можем узнать о расположении буквально каждой деревни, стоявшей здесь, на месте будущего Петербурга, в течение всего XVII в., прочитать все варианты и разночтения в их названиях, узнать имена людей, когда-то в них живших. На основе картографических данных, переписных книг и шведских описаний финский историк «ведет» поразительно детальную «экскурсию» в допетровское время Петербурга. Приведу лишь один, типичный для этой книги пример: «На южном берегу Фонтанки, почти напротив нынешней площади Ломоносова, была деревня под названием Медина… Хотя о названии деревни в XVI веке сведений нет, можно предположить, что поселение возникло не позднее средних веков и первоначально, возможно, называлось Миеттиля („Miettila”), которое русские писари записали в форме Меттина и Медина, а позднее – Медино. Самые поздние формы написания – Метала, Меттала – могут быть финскими образованиями русских искаженных форм. Если первоначальное название было Миеттиля, то население может происходить из Кивеннапа (Первомайское), где находилась деревня Миеттиля (Mettalaby, 1602)… В 1634 году в Миеттиля было два православных хозяина: Офонька Яковлев, родившийся в деревне, и Фомка Андреев, родившийся в соседней деревне Калганицы. В 1639 году сюда переселился ижор Мортен Корвойн (1644) из Ревонненя в Корписелькя, где в деревне Пальён проживал род Корвойненых. Корвойнены переехали в Корписелькя из Эюряпяя в 1590-е гг… Православные роды в Миеттиля оставались на местах до Русско-шведской войны 1656–1658 гг. и частично даже после войны. Еще в 1690-е гг. половину населения составляли ижоры. В 1680-е гг. переселенцами были: Давид Пупутайа, Даниэль Пупутайа и Матс Нуйя (1688), все, вероятно, православные из губернии Кякисалми, так как в начале 1600-х годов имя Пупутти встречается еще в Хийтола, Ряйсяля и Каукола, а имя Нуйя – в деревне Раасули в Рауту»[14]. И так детально сказано о населении всех десятков деревень в устье Невы.
Местное население было пестрым – здесь жили водь, ижора, финны, русские, шведы, немцы. Включив Ингрию в состав королевства, шведы проводили политику вытеснения русского населения с завоеванных территорий. По подсчетам С.В. Семенцова доля русских в общем составе населения Ингрии сократилась с 89,5 % в 1623 г. до 26,2 % в 1695 г., что позволило исследователям справедливо усмотреть в этом фактическую смену населения[15]. Уже по условиям Столбовского мира 1617 г. русским дворянам, не желавшим стать подданными шведского короля, предоставлялось всего две недели, чтобы покинуть пределы Ингрии. Вскоре после завоевания ее население, исповедовавшее православие, оказалось в тяжелом положении. Шведские власти усиленно насаждали лютеранство, которое, как известно, было весьма суровой религией, не терпевшей религиозной конкуренции. Перешедшие в лютеранство православные христиане получали налоговые и прочие льготы. Но многие предпочли перейти границу на русскую сторону и обосноваться на новгородской земле.