Отступление:
Не просто болото, а таежные, болотистые дебри
Местность, на которой впоследствии вырос Петербург, не была сплошь топким болотом с чахлой, убогой растительностью. Ботаники относят территорию, на которой построен Петербург, к южной подзоне таежной зоны, протянувшейся от Балтики до берегов Тихого океана, с характерными для нее многолетними могучими елями и соснами, с таежным буреломом, болотами и присущей им фауной. Биолог Т.К. Горышина пишет, что «леса вокруг новорожденной столицы, конечно, были очень мало похожи на те пригородные «парковые» леса, которые мы привыкли видеть вокруг больших городов; это были настоящие таежные дебри, дремучие и густые»[6]. Поэтому можно предположить, что самые первые здания и укрепления Петербурга возводились из леса, который в изобилии рос по берегам Невы. В «Журнале, или Поденной записке» Петра I есть запись о том, как 7 мая 1703 г. были взяты на абордаж два шведских судна «Астриль» и «Гедан», стоявшие на Невском взморье. Лодки с преображенцами прошли светлой ночью незаметно для шведов вдоль правого берега Невы, в тени густого леса, подступавшего к самой кромке воды там, где теперь находятся совершенно «лысая», с небольшим «чубчиком» Румянцевского сквера Университетская набережная и набережная Лейтенанта Шмидта («…поплыли тихою греблею возле Васильевского острова под стеною онаго леса»[7]). Впрочем, таежный лес этот, стоявший стеной, довольно быстро вырубили, и уже через десять лет после основания Петербурга власти наказывали людей за каждую ветку, срезанную в городе. Неслучайно одним из первых «антиквитетов» – памятных мест города – стали три высокие сосны, которые Петр предписывал охранять от порубки[8].
Однако вокруг города еще долго стояли густые леса. Датский путешественник П. фон Хавен, приплывший на корабле в Петербург в 1736 г., вспоминал: «Хотя местность вокруг него (Петербурга. – Е. А.) ровная и город открыт, но край такой лесистый, что леса подобны плотной стене», которая заслоняла город[9]. Впрочем, итальянский путешественник Франческо Альгаротти, подплывший к городу в 1739 г., писал, что лес на подходе к Петербургу был «тихий и убогий» и состоял из «некоего вида тополей»[10].
Допетербургские жители, или Освоение заморской колонии
У полноводной Невы, судоходной реки, никогда не замирала торговая жизнь. Уже давно развеяно представление о том, что берега Невы допетербургских времен были совершенно пустынными. Спору нет, на Заячьем острове, где Петр I начал возводить крепость, люди не селились – низкий берег здесь часто затопляла Нева. Первое в истории Петербурга наводнение случилось в августе 1703 г. Оно оказалось неожиданным для солдат и строителей крепости на Заячьем острове, но никак не для местных жителей, знавших нрав своей реки. Генерал князь А.И. Репнин писал о наводнении Петру I: «А жители здешние сказывают, что в нынешние времена всегда то место заливает»[11]. Как пишет, опираясь на данные переписей устья Невы, финский ученый Сауло Кепсу, поселений на острове Яниссаари не было «и во времена шведского правления его использовали в качестве сенокосных угодий»[12]. Но так было не везде. Уже чуть выше по течению реки, поодаль от ее низких берегов, стояли деревни и мызы, простирались поля, пастбища, огороды. Освоенными и заселенными были южный и восточный берега острова Койвусаари (будущий Петербургский), береговая линия Васильевского (Васильева, Хирвисаари) острова по Малой Неве, а также некоторые места будущей Адмиралтейской стороны (так было в «углу», образованном Невой и рекой, названной при Петре «Фонтанной», или Фонтанкой).