Я пошёл туда, где находилось то, что привлекло моё внимание, трава шелестела под ногами. Под подошвой что-то хрустнуло. Посветив вниз, я увидел кости мелких животных, они тускло белели среди сухих стеблей. Подойдя ближе, я не смог совладать с собой. Фонарик выскользнул из потной дрожащей ладони, беззвучно упал в мягкое покрытие под ногами. Подняв его, я начал рассматривать.

У стены сидела, скрючившись, человеческая фигура, закутанная, как в одеяло, в кусок шкуры, похожий на тот, что я оставил внизу. Вблизи можно было распознать знакомый запах. Фигура сидела неподвижно, как статуя. Из складок шкуры, между клочьев выцветшего меха выглядывало только сморщенное почерневшее лицо. Сухая, как пергамент, кожа туго обтянула череп. Глаз не было видно за опустившимися веками. Из приоткрытого рта виднелись кривые желтые зубы. Заглянув в лицо мумии, я зажал себе рот ладонью, сдерживая крик.

Это была моя бабушка. Которая всегда радовалась, когда я приезжал, кормила блинами и рассказывала сказки. Которая пропала без вести в лесу много лет назад. Теперь она мёртвая сидела здесь, на чердаке. Закутанная в вонючую шкуру.

Эта часть чердака представляла собой нечто, похожее на святилище. Сама бабушка была алтарем. Она восседала на маленьком деревянном стульчике, откинувшись на спинку. Скаты крыши соединялись прямо над ее головой. Оттуда свешивались уже знакомые мне украшения – привязанные к ниткам черепа, кости птиц и маленьких зверьков. Только здесь они не раскачивались, воздух был неподвижен. Кто-то законопатил пучками травы все щели в крыше, чтобы ничто не нарушало покой сидящей здесь мертвой женщины.

Перед бабушкой стоял маленький низкий столик, на котором белел прямоугольник сложенного тетрадного листа. Я развернул его и, светя фонариком, стал читать. Почерк был её, без сомнений. Читая, я чувствовал, как волосы шевелятся на затылке.

Когда я умру, возьми меня и отнеси в лес. Разрежь меня, достань все и брось там. Набей мое нутро шишками и ветками, мхом и листьями. Перьями птиц и мехом животных. Залей смолой и медом. Зашей и оставь там, чтобы Лесной Царь освятил меня. Приди на вторую ночь и забери меня. Спрячь в укромном месте, чтобы я всегда была дома. Место выбери тихое и тёмное, чтобы никто не мешал. Так я навечно останусь здесь. Буду присматривать за тобой и всеми. Там меня найдут, когда я понадоблюсь.

Навещай меня.

Когда сам почувствуешь смерть, иди к лесу. Так близко, как сможешь. Но внутрь не заходи, он выйдет сам.

Кому она это писала? Деду? Похоже на какую-то жуткую инструкцию по погребению. От последнего предложения у меня перехватило дыхание. Чувствуя смерть, дед действительно пошел к лесу. Но кто вышел к нему?

На этом письмо не заканчивалось. Дальше бабушка обращалась к кому-то ещё. Только дочитав до конца, я выронил листок и заплакал. Я понял, кому было адресовано послание.

Прости нас, дорогой. Тот, кто читает это письмо. Прости нас с дедом за то, что не смогли ничего тебе дать. Ни богатства, ни наследства. Все, что есть у нас, это мы сами. Лесной Царь милостив. Он питается душами, вышедшими из огня. Взамен он даёт то, что дорого. Чем тяжелее душа, тем дороже отдача. Когда придёт время, ты будешь знать, что делать. Мы молим Бога и Лесного царя, чтобы время не наступило никогда. А пока будем ждать. Наши души остаются здесь, будут следить за всеми вами, пока не придет час. И я не хочу, чтобы он приходил.

Прощай, дорогой. И ещё раз прости. Мы тебя любим.

Я сел на пол. Всхлипывал и размазывал слёзы по лицу.

Наконец успокоившись, поднял глаза. Бабушка, почерневшая высохшая мумия, продолжала сидеть неподвижно. Казалось, что в закрытых веках, в глубине запавших в череп глазниц светились маленькие огоньки.