Сразу за нашим сараем начиналось колхозное поле, на котором никогда ничего не росло, любые посевы здесь почему-то погибали. За полем высился лес, куда мы ходили собирать грибы. У самой его кромки я увидел покосившееся дощатое здание, по коже пошли мурашки. Все ещё стоит, значит.

Отперев замки, я вошёл в дом. Он встретил меня сыростью, запахом плесени и горками дохлых мух на подоконниках. Окна снаружи были косо заколочены досками. Брат рассказывал, что время от времени сюда залезали воры, ночевали, срезали проводку, тянули из дома всё от старых кастрюль до дедовой одежды из шкафов. Брат приезжал сюда каждый раз после погромов, чинил разбитые окна, заново проводил электричество. Грозился даже поставить капканы, чтобы отвадить мародеров.

Сразу наносил дров из сарая, затопил печку на кухне и маленький щиток в зале. Его можно будет протопить ещё раз вечером, для верности, хоть немного выгонит из дома сырость. И спать будет тепло. Совсем как раньше.

Несколько часов я приводил дом в порядок, убирался, мыл полы, сметал с подоконников высохшие трупы мух. Нашёл под диваном две дохлых мыши, вынес их в совке на улицу. За шкафом меня ждала находка похуже, мёртвая крыса. Здоровенная, с длинным голым хвостом. Раздутая, начавшая разлагаться, со стойким запахом мертвечины. Осенью, оставляя дом зимовать, брат всегда разбрасывал по углам отраву для грызунов. Нажравшись её, они часто умирали в доме.

Я никак не мог подцепить крысу совком или шваброй, мешал шкаф. Натянул на руки толстые резиновые перчатки и, дрожа от омерзения, потянул дохлятину за хвост, поднял. Крыса безвольно свесилась вниз, чуть покачиваясь. Из раскрытой пасти капнула какая-то мутная жидкость. Чёрный глаз уставился прямо на меня. Казалось, что длинные жёлтые зубы вот-вот щёлкнут, крыса оживёт и вцепится мне в руку.

Смердело так, что заслезились глаза. Я поскорее вынес находку из дома и бросил к уже найденным мышам. Потом где-нибудь их закопаю. Или просто выброшу подальше в поле.

В тот день мои злоключения с мертвечиной не закончились. К вечеру дождь закончился, однако вместо него с неба повалили крупные хлопья снега. Снег в мае, отлично. Закончив уборку в доме, я решил проверить двор и сараи. Работа придала мне сил, отвлекла от воспоминаний и тяжелых мыслей. Я был даже доволен, не зря приехал.

Двор порос высокой пожухлой травой, сухой и жёсткой, как щётка. Сквозь неё пробивались молодые зелёные стебли.

Открыв двери хлева, я чуть не свалился с ног от ударившего в ноздри смрада. Так воняла найденная в доме крыса. Только здесь вонь была усилена в разы, явно сдох кто-то большой. Причем совсем недавно. Я согнулся пополам и выплюнул в траву горький сгусток желчи. Переборов тошноту, зажал нос и осторожно заглянул в хлев.

– Вы издеваетесь, что ли? – глухо сквозь пальцы спросил я неведомо кого.

У стены, где раньше стояла наша корова Ланька, лежала мёртвая лиса. Большая, с приличную собаку. Рыжий мех свалялся колтунами, стал грязным и серым, в нем копошились насекомые. Глаза животного были открыты, смотрели на дверной проём, прямо на меня. На миг даже показалось, что они светятся в полутьме. Я постоял в дверях, соображая, что делать. Покопался в сарае, вытащил потрепанный кусок старой плёнки. Снова надел резиновые перчатки, вернулся в хлев. Помогая вилами, положил лису на плёнку, стараясь не думать о паразитах, возможном бешенстве и трупном яде. Завернув животное в пленку, наподобие савана, вынес ее на воздух.

Снег повалил с новой силой, словно не май на дворе, а середина ноября. Хотел вернуться в сарай за лопатой, как увидел у самого края поля большие кучи веток. Это, наверное, брат нарезал в прошлом году, когда приводил в порядок деревья в саду.