– Хорошо, ты иди, я тут остаюсь. Полицию дождусь. Нельзя покидать место происшествия. Нас с тобой опрашивать будут как свидетелей. Скажу, что тебе плохо стало, отошла.

– Я скоро вернусь. Нужно убедиться, что в отделении всё делали, как надо. А то брату твоему серьезные неприятности гарантированы.

– Ну уж нет. Обломаются. Юрку я в обиду не дам. Ты у нас в этом отношении опытная, поможешь?

– Чем смогу...

***

Лечащий врач, худенькая белокурая девушка, старалась держаться, но было видно, что ей нелегко даётся деланое хладнокровие. Она нервно ходила из угла в угол по ординаторской, то хватая, то укладывая на место всё, что попадалось под руку: ручку, телефон, неврологический молоток. Словно пыталась найти себе хоть какое-то занятие, чтобы забыться.

– Присядьте, Ангелина Евгеньевна и, пока не пришла полиция, спокойно расскажите всё с самого начала. У вас есть какое-нибудь успокаивающее? Выпейте, – Ксения указала девушке на диван и вручила стакан воды.

Та сделала несколько глотков и, обхватив плечи руками, начала рассказ.

– У него был рассеянный склероз. К сожалению, первично прогрессирующий. Симптомы появились примерно год назад. Он заметил, что немеют конечности, падает зрение, двоится в глазах. На первичном МРТ были обнаружены множественные бляшки. Повторно, через полгода их стало в разы больше. Вы знаете, что это за диагноз? Собственная иммунная система начинает убивать клетки мозга, ответственные за передачу нервных импульсов, заменяя их соединительной тканью. Сейчас, конечно, имеются некоторые препараты, помогающие замедлить процесс, но всё равно, человек неизбежно становится инвалидом.

– А почему вы решили, что это именно рассеянный склероз?

– Ну, как же, всё по протоколу. МРТ, ликвор, доплерография, анализ вызванных потенциалов. Плюс симптоматика. Болезнь быстро прогрессировала, несмотря на назначенное лечение. У него начались проблемы с координацией, речью, гипертонус мышц. Сегодня пришли результаты очередного МРТ. Неутешительные. Час назад я их сообщила, – доктор тяжело вздохнула. – Он был неглупым человеком. Понимал, что медленно становится овощем. Видимо, решил покончить с этим одним махом. Жаль, что место выбрал неподходящее...

– А для этого бывают подходящие места? – подняла бровь Ксения. – Как получилось, что он остался один в палате?

– Он был в одноместной, платной.

– И после вас к нему никто не заходил?

– Кажется, санитарочка полы мыла примерно полчаса назад. Но выпрыгнуть с окна, много ли времени надо?

– Вы правы. А почему на окнах нет решёток?

– Вообще-то у нас сосудистый центр, а не исправительное учреждение.

– Хорошо. Сколько у вас коек на этаже?

– В этом крыле – пятьдесят.

– А больных?

– Сегодня пятьдесят шесть.

– А сколько врачей в день?

– Двое.

– Сколько медсестёр, санитарок?

– Две медсестры, две санитарки.

– Сколько лежачих больных?

– Инсультников, которым совсем вставать нельзя – сорок два.

– То есть на одну медсестру приходится минимум двадцать восемь систем и инъекций? Это если по разу в день. А есть лекарства, которые вводятся по четыре укола в сутки. И ещё надо разложить анализы, таблетки и ещё куча всего. А каждая санитарка должна двадцать один раз поменять памперсы, постель, помыть и покормить больного? И всё это, выслушивая жалобы от недовольных пациентов.

– Ну, получается так. Девочки к вечеру ног не чуют. И на одного врача приходится двадцать восемь больных. Которых нужно посмотреть, опросить, сделать назначения, написать дневники, на кого-то эпикризы...

– А почему так мало медиков на такую ораву пациентов?