А впрочем, эти сантименты ничего не доказывают. Свои слабости есть у всех. История знает кровавых тиранов, которые обожали кошек и рыдали от музыки Вагнера…

Однако вернуться в жилище мне не позволил Рябой, возникший как из-под земли. Похоже, что у тенетников и вредоносцев есть одна общая черта – при каждом удобном случае устраивать засады.

– Все видел? – коротко осведомился он.

– Видеть-то видел, да почти ничего не понял, – признался я. – Откуда здесь взялись вредоносцы?

– Как раз это мы сейчас и выясняем, – он глянул через мое плечо туда, где мелкие группы тенетников продолжали в разных направлениях утюжить высокие травы. – А у тебя самого никаких соображений нет? Свежий ветер, говорят, остужает, а свежая голова – выручает.

– Я бы на вашем месте не рассылал всех летающих тенетников в разные стороны, – сказал я. – Пусть бы парочка сестробратьев постоянно парила над поселком… Мне сверху видно все, ты так и знай, – слова песни, некогда снискавшей себе популярность совсем в другом мире, сами собой сорвались с моих губ.

– Сверху вредоносцев не заметишь, – возразил Рябой. – Они как тень… Вспомни, что случилось сегодня. Сначала они отвлекли наше внимание, а затем завладели крюконосом. Хотя не исключено, что они и раньше таились в нем. Бессловесная скотина пожаловаться не может, да и скверногоном ее не накормишь…

Я понял, что речь идет о той самой сверхгорькой траве, которой под угрозой смерти мне довелось отведать на границе Ясменя. Вот, оказывается, для чего она нужна – для изгнания вредоносцев. Кто бы мог подумать…

– Вы полагаете, что вредоносец мог находиться в теле крюконоса? – уточнил я.

– Тут и сомнений быть не может.

– Неужели вредоносцы такие маленькие?

– Они разные. Те, которые живут в болотах, бывают крупнее нас с тобой. А обитатели чащоб примерно вот такие, – он приставил ребро ладони к середине своего бедра. – В чащобе труднее прокормиться. Но эта мелюзга вреднее всех других.

– Наконец-то я узнал о вредоносцах хоть что-то конкретное. Все прежние рассказы выглядели как сказки о злых привидениях.

– Они и есть привидения, – кивнул Рябой. – Я воюю с вредоносцами всю свою жизнь, а знаю о них ненамного больше твоего. Да и то главным образом с чужих слов.

– А вы не пробовали свести траву вокруг своих поселков? – эту идею мне, наверное, подсказала генетическая память: один из моих предков по отцу участвовал в Кавказской войне, где русские войска не столько сражались, сколько вырубали горные леса. – Пустить по ней скот? Или посыпать едкой солью?

– На что тогда станет похож наш родимый Ясмень? Если ты заметил, мы уже и так уничтожили все деревья и кусты. Ради дюжины самых обычных фруктов приходится летать в соседние страны.

– Да, положеньице… – одно только упоминание о пище заставило меня сглотнуть слюну.

Этот рефлекторный акт, подтверждающий теорию академика Павлова о наличии второй сигнальной системы, не ускользнул от внимания Рябого.

– Ты, наверное, хочешь есть? – спросил он.

– Ну как сказать… – я деликатно замялся. – Сначала хотел, а потом все желание пропало.

– Вот и хорошо. Нынче придется поголодать. По известной тебе причине охотники вернулись без добычи, а сейчас нам всем предстоят совсем другие заботы. Надо как можно быстрее переправить мертвецов в подобающее им место.

Вспомнив недавнее высказывание Рябого о том, что Светоч не только лоно, но и могила тенетников, я указал рукой вверх:

– Это место находится там?

– Конечно. Мертвец, не приобщившийся к небесному огню, обязательно станет разносчиком новых смертей. Отправляя наших почивших сестробратьев в Светоч, мы не только воздаем должное их заслугам, но и защищаем самих себя.