Показалось ей, что сердце остановилось и превратилось в кусок льда. Защипало под веками, но и слезы замерзли.

- Я не знаю, - прошептала, с трудом шевеля губами.

- Любишь ли? – Кощей сдвинул брови.

- Люблю! – забыв об осторожности, она бросилась ему на шею, обвила руками. – Больше жизни люблю. Вот только…

- Марена? Не позволит?

- Я не знаю, - повторила Марья в отчаянии, залившись наконец слезами. – Зову ее, но она молчит, не приходит.

- А если позову я? Ведь все мы можем единожды просить ее о помощи.

- Нет, - Марья с испугом схватила Кощея за руку, не позволяя ему сложить пальцы в тайный знак. – Вдруг случится что-то такое, когда по-настоящему понадобится помощь. Не так, как сейчас. Давай подождем. Ведь я твоя. И всегда буду только твоей.

Сказав это, она сама поверила, что так и будет. До самого скончания веков – он один, другого не надо. Не сможет больше полюбить никого. Сколько даст им судьба, столько и пробудут вместе, чтобы потом могла она все оставшееся бесконечное время вспоминать свою единственную любовь.

Ночью выпал первый снег – на непростылую землю, поэтому ложился белым пухом и тут же таял.

- Мара-Марена, помоги мне, - молила Марья, стоя у окна.

И вдруг залило ее знакомым жарким холодом, от горла до пальцев. Затрещала лучина, роняя искры, потек струями воздух вокруг зыбкого обличья ночной богини.

- Ну здравствуй, Марья-Марена, - побежали по жилам безмолвные слова.

- Скажи, что мне делать?

- Если любишь – люби.

- Я хочу быть его женой, - от волнения перехватило дыхание.

- Разве я запрещаю? – Марье показалось, что губы богини дрогнули в усмешке. – Но захочет ли он быть с тобой вечно?

- Вечно? – не ослышалась ли? – Как это?

- Тот, кого ты полюбишь и назовешь своим мужем, разделит с тобой бремя бессмертия. Но это не значит, что вы всегда будете любить друг друга и останетесь вместе до скончания времен. Даже у смертных любовь проходит. Если разлюбит он, тебе просто будет больно. Если разлюбишь ты – он начнет стареть, проживет обычный человеческий век и умрет. Твоя любовь – его бессмертие. Но другому ты дать вечность уже не сможешь. Даже если полюбишь.

- Как жестоко, - прошептала Марья.

- Да, любовь жестока, - кивнула Марена. – Порой она убивает пуще оружия. Но я повторю, если ты до сих пор не поняла. Тебя нет в свитке живых, Марья, потому что ты должна была умереть. Но ты и не навья, а мое воплощение в яви. Ты – особенная. Единственная. И тот, кто будет с тобой рядом, должен это понимать.

- Я могу ему сказать?

- Тебе решать…

И снова, как в первый раз, зашипела и погасла лучина, оставив Марью в темноте – и в одиночестве.

До утра она лежала без сна, обдумывая слова Марены. А когда рассвело и в окно пробился бледный свет, откинула крышку короба, где уже не один год копилось ее приданое. Под рубашками и замужними поневами лежала невестина – из трех цельнотканых полотнищ с богатой вышивкой. Вытащив ее, Марья снова задумалась.

Тебе решать, ответила Марена на вопрос, можно ли рассказать обо всем Кощею. За свою дочь все решил отец: умереть или жить вечно. Но он имел на это право, потому что дал ей жизнь. У нее права решать за Кощея нет. Поэтому ему придется сделать выбор самому.

Положив поневу обратно в короб, Марья накинула кожух и тихо спустилась вниз. Заглянула в чулан и шепотом позвала Кощея. Подняв голову, он удивленно посмотрел на нее, но Марья молча поманила его за собой и выскользнула во двор. Остановилась, огляделась.

Все еще спали, но вот-вот должны были подняться. Когда Кощей спустился с крыльца, она махнула рукой в сторону леса. И только оказавшись на опушке, обняла его, поцеловала крепко.