Он знал, каково это: терять любимого человека. А Марье предстояло любить и хоронить любимых не раз и не два. Бессчетно. Или… не любить вовсе.

С той зимней ночи, когда явилась ей Марена, стала Марья сторониться парней, да и со двора без большой надобности выходила все реже. А потом появился Константин-Кощей, и все изменилось.

Морей все видел, все замечал, хоть и помалкивал. Видел, как они с Марьей смотрят друг на друга, как смущаются и краснеют от случайных прикосновений. И каким бешенством наливается при этом Княжич.

Ванька и раньше зыркал на нее, как кот на мясо, и это тревожило. Спрашивал дочь, не обижает ли ее брат, но та отнекивалась. Ивану сказал прямо: пальцем тронешь Марью – выгоню из дома. Нет-нет, никогда, клялся всеми богами пасынок, слишком честно глядя в глаза.

Кощей Морею нравился. Сразу понравился, едва увидел. А как взял за руку, почувствовал ту силу, которую Великие матери давали тем, кого считали своими. Был парень обетным – вымоленным и обещанным богиням, и это по-особому роднило их с Марьей. Вряд ли слепой случай привел его в Корчевники.

Кто-то, может, удивился бы, чем привлек Марью угрюмый, молчаливый, не слишком ладный снаружи Кощей, но Морей видел его иначе. Тот свет, который шел изнутри. Не зря любили ученика знахаря дети и животные. Кот-крысолов терся о ноги, корова радостно мычала, конь целовал в щеку. Даже самые крикливые младенцы успокаивались у него на руках.

У Кощея были чуткие пальцы, которые собирали боль и заставляли ее утихнуть. А еще боль подчинялась его мягкому низкому голосу и уходила, заговоренная. Он понимал с полуслова все, о чем рассказывал Морей, спрашивал, запоминал. Был почтительным, но без раболепства, мог и поспорить, если с чем-то не соглашался.

Сложись все иначе, Морей без сомнений отдал бы за него дочь, но… Он понимал: сейчас для обоих любовь, первая, нежная, только зарождается, она сама по себе радость, не требующая ничего большего. Но это не длится долго, очень скоро станет мало, и все изменится. И ему заранее было больно за них обоих.

- Что случилось? – спросил Морей, зайдя в чулан. – И почему ты здесь?

Что-то произошло, он понял сразу, увидев за столом заплаканную Марью, угрюмого более обычного Кощея и Княжича с разбитой губой.

- Уж больно пердит Ванька, - буркнул Кощей. – Глаза ест, до слез.

- И это все?

- Да.

- Кощей, не лги мне! – разозлился Морей. – Обидел  Марью Иван? Это ты ведь ему ряху разбил?

- Она просила не говорить, - после долгого молчания ответил тот. – Не за него боится, за Любаву. Что та горевать будет, если…

- Если выгоню паскуду из дома?

- Больше он к ней не подойдет.

Кощей сказал это так твердо, что Морей только похлопал его по плечу и вышел, не добавив больше ни слова.

И если других это подтолкнуло бы друг к другу, Кощея с Марьей – напротив, развело. Точнее, Марья теперь старалась держаться от парня подальше, плакала по ночам в светелке, а тот ходил мрачнее тучи. А потом Рада с Любавой заговорили о замужестве, и Морей пришел к дочери, намереваясь узнать наконец, в чем дело. И узнал – что намерена та навечно остаться в девках.

Так прошло два года. Сверстницы Марьи уже нянчили детей, а она так и ходила в рубашках и девичьем венце. У Морея изнылось сердце смотреть на нее и на Кощея. И однажды не выдержал. Увидел, как взял тот Марью за руку, а она вырвалась и убежала. Пришел в чулан, где ученик лежал на скамье, глядя в потолок, сел в ногах и сказал:

- Люб ты ей.

- Правда? – с горечью усмехнулся Кощей.

- Обетная она. Вымолил я ее у Марены, но теперь служит ей.