Когда начался третий столбец пошли аберрации чувств – я, то глупо хихикал, то слезы наворачивались на глаза от невыносимой жалости к себе и ко всему живому на земле. Мной поочередно овладевали то дикая ярость, то тупое равнодушие. Неудержимую похоть сменяла не менее неудержимая тяга к познанию.

Когда захотелось выброситься из окна или расколотить голову об стенку, внезапно погас свет. Вернее, это я ослеп. Однако, не видя ничего вокруг, я видел проклятый текст и продолжал чтение. Каким-то краешком сознания понимал – останавливаться нельзя иначе случится что-то страшное…

* * *

Когда Белла ровно в одиннадцать зашла в комнату, она обнаружила меня лежащим на кровати, сжавшимся комком плоти, трясущимся то от жара, то от холода. Наверное, схожие ощущения испытывает наркоман во время ломки.

Все сразу поняв, она села рядом и положила прохладную ладонь на мой раскаленный лоб, приговаривая:

– Тихо, тихо… спокойно, сейчас все пройдет… сейчас, ты у нас будешь как новенький.

– Эк, тебя приложило, – сказала она, когда я немного очухался, – неужели все прочитал?

Я кивнул. От ее ладони исходило блаженное спокойствие.

– Молодец! – ее тон был очень серьезен. – А вот коллеги твои сдулись. Редскин наш в начале третьего столбца побежал с балкона прыгать, а эта овца и второй дочитать не смогла, дыхание отключилось… насилу откачали. Нергал мне выволочку устроил… – Белла вдруг хихикнула, как нашкодившая девчонка, – мол, сильно круто взяла. А чего тянуть, спрашивается? Если даже с таким заданием справиться не могут, какой с них прок в дальнейшем?

Вот скажи, как мне работать с таким человеческим материалом? Одно радует, что они не мои подопечные. А тобой, я, пожалуй, начну гордиться… ну-ка дай сюда руку… да не ту суешь, с браслетом давай, – она провела пальцем по гладкой поверхности амулета. С щелчком отскочила прежде незаметная крышечка, обнажив ряд рубчатых колесиков, как на кодовом замке. Скомандовав мне, лежать спокойно и желательно не дышать, Белла, вглядываясь в мою ауру, принялась вращать колесики взад-вперед, беззвучно шевеля при этом губами.

– Вот так-то лучше, – наконец, сказала она и вернула крышку на место.

– Что с ними теперь будет? – выдавил я из себя.

– С кем? С этими оболтусами? Ничего. Скорректирую программу занятий, дам задание полегче. Будь моя воля, я бы, конечно, выкинула их из проекта и взяла новых. Но раз Его могущество считает иначе… – она с сожалением развела руками, – будем работать с тем, что есть. Понимаешь, я ведь перфекционистка. Раз Великий маг дал задание, я наизнанку вывернусь и вас выверну, но выполню на-отлично. А тебя, дорогой мой Данила, это особенно касается, причем, в прямом смысле слова.

При этих словах в ее голосе прорезались настолько зловещие нотки, что все мое умиротворение и самодовольство, как ветром сдуло. Стало жутковато.

Она еще раз всмотрелась поверх моей головы.

– Пожалуй, дам тебе еще эликсирчику. Да не дергайся ты! На этот раз вкус у него будет другой. Правда, точно не знаю какой, – она усмехнулась, – но не горький, это точно.

Она ошиблась. На этот раз у черной маслянистой жидкости вкуса не было совсем. Ощущение, словно ваты в рот набрал и жуешь. Неприятно, конечно, но хотя бы не отвратительно.

Белла взглянула на часы.

– Ладно, заболталась я с тобой… – сказала она с озабоченным видом, поднимаясь с кровати. – Надо еще этих недотыкомок – твоих товарищей проведать. Полчаса можешь еще поваляться и на физкультуру. Да! – уже в дверях она обернулась и погрозила мне пальцем. – Им ничего не говори! Я им память удалила о неудачном эксперименте, а то будут шарахаться, как черт от ладана.