Как-то ты резко постарел, Левушка. Лет десять назад готов был пол-Москвы прошагать, причем именно пешком, не тратя денег на проезд, чтобы хватило хотя бы на три гвоздики, – и все ради обнимашек.

– Сдались мне эти обнимашки…

– Зря отмахиваешься. Найди того, кто будет обнимать тебя каждый раз, как проснешься. Добрее станешь. Обнимашки повышают в организме содержание гормона радости, а радость людям жизненно необходима.

– А во'мбатам? – Лев впервые произнес искореженное слово вслух, почувствовал насколько это неприятно его губам и языку, и пообещал себе в дальнейшем избегать подобных гнусностей. – А животным зачем обниматься с людьми?

– Кто их поймет? – Юрка снова посвистел и прислушался, будто ожидая ответа. – Так уж тут повелось. Днем во'мбаты спят, вечером вылезают из норки, и если снаружи их не встречают с распростертыми объятиями, то у них начинается затяжная депрессия. А расстроенный во'мбат вряд ли захочет размножаться.

– То есть люди для них что-то вроде виагры? Повышают интерес к размножению?

– Тс-с-с…

Из-под земли раздалось тихое ворчание, напоминающее бульканье кипящего супа в кастрюльке с плотной крышкой.

– Только не делай резких движений, – предупредил Юрка вполголоса. – Захочешь что-то сказать – лучше шепотом. Пусть вся орава к тебе привыкнет.

Лев кивнул, хотя и не представлял, какие темы ему хотелось бы обсудить с толпой вомбатов.

В этот момент из круглого лаза высунулся широкий нос, покрытый торчащей во все стороны щетиной. Нос шевелился, стараясь разобраться в смешении запахов, доносящихся с поляны, угадать зловещие нотки опасности. Потом из норы показалась большая серая голова. Вомбат подслеповато щурился, а его округлые ушки встали торчком, классифицируя отдаленные шорохи: вдруг послышится поступь хищных лап, не сулящая ничего хорошего? Просканировав местность, зверек вышел на свет, сделал пару шагов на нетвердых лапах, не проявляя к людям особого интереса. Обгрыз пучок травы, только самые верхушки – видимо, они вкуснее. Задумчиво пожевал, его пухлые щеки с белыми пятнами забавно подпрыгивали и опускались. Вылитый хомяк, только увеличенный в двадцать раз.

– Это Гоша, – представил вомбата Юрка.

– Почему Гоша?

– Потому что он терпеть не может грязную обувь.

Гоша вразвалочку подошел и потерся о запыленные сапоги. Как огромный кот. Только коты трутся бочком, вроде как случайно, проходя мимо, а вомбат прижался к голенищу бедром и стал елозить вверх-вниз, приседая на задних лапах. Его жесткая шерсть надраивала кожу не хуже обувной щетки. Когда левый сапог заблестел, Гоша счел свою миссию выполненной и поковылял дальше. Надо будет следующему подставить правый сапог, пусть резвится…

– На вомбата нельзя набрасываться. Чтобы обняться, нужно лечь на спину, смотри и делай в точности, как я, – Юрка опрокинулся навзничь и раскинул руки в стороны, крестом. – Вомбат обрадуется и почти сразу заберется к тебе на грудь. Пока стоит на тебе, не двигайся, но как только ляжет, начинай чесать его за ушами, постепенно спускаясь к спинке. Вот так, – он пробежал пальцами по темной полоске вдоль хребта Гоши. – Дальше соединяешь руки. Обнимай не крепко, но душевно. И начинай медленно садиться…

Пресс качал когда-нибудь?

– А что, не заметно? – обиженно воскликнул Лев.

– Тот же принцип. Поднимаешь верхнюю часть тела, только с вомбатом на груди. Главное, не садись резко. Можешь напугать.

– И что тогда? Укусит?

– Нет, начнет вырываться, отталкиваясь задними лапами. А у него когти длинные, острые – чтобы землю рыть удобнее было. Распорет тебе подмышку до самых ребер, – Юрка говорил спокойным тоном, чтобы не спугнуть зверька. – Поэтому неторопливо поднимаемся, ващще неторопливо. Вот та-а-ак… Вот и все-е-е. Да, Гоша? Мы сидим и заряжаем друг друга позитивной энергией.