– Эх, Хеху-Хеху… – почему-то вспомнил он имя прежнего владельца моего тела, – я очень долго живу. Очень. Я видел всех этих… старших, – слово «старших» он произнёс с откровенной издёвкой, – когда они ещё голозадыми мальцами от матерей по песку с воплями удирали. И уже тогда я был немолод…

Ого…

– Знаешь, – взглянул он мне в лицо с насмешкой, – сколько за эти годы было таких же, как ты? Молодых, горячих? С таким же, как у тебя горящим взором? Знаешь, сколько было тех, кто как тот юный безумец вчера, кричали: «Нам никто не указ»?!

Он говорил ещё, но я не слушал. Почему-то вдруг начал прикидывать, сколько этому старому пню может быть лет… Даже если предположить, что вождю или Ата на вид около сорока с хвостиком… Ну хорошо, при такой жизни, реально им может быть под тридцатник. Ну, тридцать пять – просто здесь стареют раньше: погода, вечная жара, не самое сбалансированное питание… Тогда «не молод» это… сколько? И ещё плюс… предположим тридцать? Это сколько ж тебе сейчас лет-то, дедушка?

– …Много, – внезапно выхватил я слово из речи старика.

И взгляд. Такой, словно видит меня прям насквозь…

Да ну, нафиг! Какое, к чертям собачьим, чтение мыслей? У меня наверно всё на роже написано!

– Ты меня слушаешь? – прищурился шаман. – Знаешь, не привык я, с пустотой разговаривать.

– Да-да, слушаю, – поспешно кивнул я, задвигая все посторонние мысли на задний план. Потом обмозгую.

– Так вот, юноша. Знаешь, у скольких из этих молодых-горячих вышло то, что они задумывали?

Хм. Риторический вопрос. Ты б его не задавал, если б ответ был не «ноль».

Поэтому я промолчал. Но старик, будь ему неладно, моей кислой физиономией не удовлетворился.

– Я задал вопрос, – с нажимом проговорил шаман.

Так и быть, вздохнул я, поиграем в поддавки, коль этому старому пню так надо.

– Ну ладно… – и я оттарабанил, словно прилежный ученик: – И у скольких, молодых горячих получилось то, что они задумывали?

– Хм… – криво ухмыльнулся пенёк, – Думаю, ты и сам знаешь ответ…

Да, твою же медь! Ты, старый, издеваешься?! Я тут перед тобой чуть ли не на цыпочках отплясываю!..

– Знаю! – почти выкрикнул я. – Но ещё я знаю, что я, – шарахнул себя в грудь кулаком. Чёрт, синяк наверно останется! – это не твои «молодые-горячие». И я – не «голожопый абориген»! Я – другое!

– Они не мои, – философски пожал плечами шаман. – И да, ты – не они…

– Так вот, – зло проговорил я, – у них не вышло, но у меня – выйдет! Понял?

На несколько секунд воцарилась пауза. Я, с немалым удивлением отметил, что стою перед стариком сжав кулаки, пыхчу через ноздри, что твой бык, разве что копытом песок не рою!

А напротив, высушенным саксаулом, стоит шаман. И, в отличие от дерева, даже не шатаетсяся под порывами ветра. Словно не из растатуированных тонких ручек-ножек, худого тельца и седой головы состоит, а вырезан из камня. И смотрит на меня… как взрослый смотрит на рассерженного карапуза!

Отследив свою позу, я тут же успокоился, повёл плечами, сбрасывая напряжение, выпрямился, и спокойнее добавил:

– У меня выйдет!

– Не думаю, – еле заметно поморщился старик.

Блин!

Я махнул рукой в сердцах, повернулся, чтоб уйти, но тут в спину прилетело:

– А чего приходил-то?

Глава 3 Арииаху

Странно, думал я, шагая от шамана к лягушатнику. Вот, к примеру, Каналоа. Вроде бы и привык к моей речи, привык, что у меня время от времени проскакивают незнакомые словечки. Ну так он считает меня кем-то вроде подводного духа. Или ещё какой-то хренью неведомой.

А шаман? Почему шамана не напрягла используемая мной лексика? Даже тот же Каналоа нет-нет, да и просит говорить понятно, а тут… И такое впечатление складывается, что этот старый пенёк всё понимает!