― А второго ноября Элишка уже гуляла при деньгах или благодетеле, ― пробормотал фон Апфельгартен. ― Вы не запомнили, во что именно она была одета? Это поможет нам в поисках.

Чанда помедлила, будто колебалась, а потом нерешительно сказала:

― Кажется… светлое коричневое пальто и шляпка чуть темнее. А на пальто вставки из кожи теленка. Еще желтый шарф, шерстяной. Больше не помню.

Дверь скрипнула, и появился молодой жандарм, несущий два стакана с чаем. Генке не вернулся, похоже, верно понял намек.

― Выпейте и согрейтесь, фрау Мюллер, и вы свободны, ― сказал фон Апфельгартен и подвинул ей стакан. ― Печенья нет, уж простите. Если при вас были какие-то вещи, дежурный у выхода их выдаст.

Чандра улыбнулась, сложила ладони вместе, поднесла их к груди и поклонилась. Видимо, так благодарила.

Когда она уходила, Курт отметил, как плавно она двигается. Словно скользит по неровному плохо вымытому полу жандармерии. Ему даже показалось, что он слышит тихий шорох. Курт моргнул, помотал головой, продолжил быстро писать в блокноте и еле успел крикнуть вслед:

― Если что еще вспомните, я остановился в гостинице «Три лисицы».

И записал: «Рассказать Аде о чудесной лавке».

Позже он отдал распоряжение о розыске Элишки Орсак, выслушал стенания инспектора Генке «зачем мы ее тогда выпускали», снова оседлал паросамокат и отправился искать место, где можно арендовать паромобиль. Все же поздняя осень не лучшее время для такого транспорта, да и несолидно. Чтобы там ни говорила Ада.

В замок он попал, когда уже надвигались сумерки. Оставил старый паромобиль, который проискал полдня, под не менее старым деревом и пошел к воротам.

На этот раз маркграф меньше болтал и выглядел лучше. Похоже, он смирился с тем, что приглашенный инспектор никуда не денется только потому, что его сиятельству неприятно. Или дядя Берт уговорил. Фон Апфельгертен поставил в уме заметку получше присмотреться к младшему из братьев. Ведь он вполне может настаивать на раскрытии убийства, которое сам же и совершил. Если громко кричать «воры» и указывать пальцем в сторону, то тебя никто не заподозрит.

Фон Апфельгартен извинился за поздний визит и сказал, что ему необходимо поговорить со старшей горничной, Кларой. Маркграф цокнул языком, раздраженно качнул головой и сказал:

― Только будьте с ней подобрее. Бедной девушке и так досталось от ваших коллег. А дядя Берт хотел, чтобы я ее выгнал. Как будто он не знает, как в деревне сложно найти умелую и расторопную прислугу. Маме Клара нравилась.

― И вам? ― спросил Курт и заметил, как вспыхнули щеки собеседника. Вот так сюрприз. Неужели тут старый, как мир, роман между дворянином и горничной?

― Она хороший работник, ― ответил маркграф.

― Несмотря на тяжелый характер и нежелание посещать церковь? ― уточнил фон Апфельгартен.

― А, вы говорили с отцом Ворличеком, ― с некоторым облегчением произнес маркграф. ― Так он почти фанатик. Дядя Франц утверждал, что к вере не приводят насильно. Но он был в меньшинстве среди своих.

― А вы с ним согласны, ваше сиятельство?

Маркграф на миг опустил глаза в пол, но затем прямо посмотрел на инспектора и твердо сказал:

― Полностью. Дядя Франц был хорошим человеком, прихожане любили его. Если бы не та трагическая случайность, он бы еще долго прожил. Хотя у него начинало побаливать сердце. Но кто из нас полностью здоров?

Сердце, значит. Надо оправить запрос через жандармерию к семейному врачу фон Зильберштайнадлеров. Нет, здесь лучше поговорить лично. Или прибегнуть к помощи Эриха. При этой мысли Курт вздохнул про себя.