Ее высочество и впрямь напоминала свой символ: молодая стройная женщина с красивыми волосами. Она изящно села и окинула столовую надменным взглядом, и я напомнила себе мышь, которую вот-вот съедят.

Завтрак прошел как во сне, не помню даже, как садилась. Что-то жевала, глотала, но думала только о семье. У отца не осталось сыновей, а если не станет и Катрианы, то я стану единственной наследницей. Я и мой супруг — лорд Трейми. Это он мог забрать сестру. Тогда зачем предупреждал?

У выхода из столовой меня едва не сбила с ног леди Гретель.

— Это так прекрасно! — зашептала она. — Леди Эвелиа, не обращайте ни на кого внимания, леди Сениро завидует. Мало кому удается выйти замуж по любви!

— По любви?

Меня передернуло. Не спорю, Трейми был привлекательным, но неужели я походила на влюбленную дурочку?

Гретель похлопала глазами.

— Но вы же разговаривали на террасе, — она хитро прищурилась, — вдвоем.

Даже об этом знали.

Из столовой мы переместились в небольшой зал с рядом узких окон от пола до потолка. У дальней стены было каменное возвышение, а на нем — кресло с красной обивкой. Вокруг стояли скамейки для фрейлин. У нас еще не было королевы, ее роль исполняла принцесса Стиалла: приветствовала послов, принимала мелкие жалобы от женщин, поэтому единорогов, кошек и корон здесь было больше.

Когда принцесса села в кресло, я попросила разрешения покинуть замок. Она томно посмеялась и поманила меня рукой.

— Леди Эвелиа, мне не хочется вас ограничивать, ведь за время болезни у вас наверняка накопились дела, но… Простите, в этом замке невозможно хранить тайны. Брат рассказал мне о вашей радости. Думаю, позволение стоит спрашивать не у меня, а у лорда Трейми. Я с удовольствием отпущу вас к нему, но позже.

Раздались смешки фрейлин, а принцесса смерила меня пристальным взглядом. Выходит, Трейми был моим тюремщиком.

— Ваше высочество, неужели все окончательно решено?

Меня не могли отдать этому человеку вот так, без согласия родителей, не могли. Фрейлины притихли, и пусть, интересовало только лицо принцессы, хотелось увидеть в нем сомнение или задумчивость. Но та лишь бесстрастно улыбнулась и обхватила мой подбородок ледяными пальцами.

— Леди Эвелиа, все решено, будьте покорны и благодарны, — сказала она и громко добавила: — Волнение перед свадьбой нормально, не позволяйте ему расти и путать мысли.

Прикосновение холодных пальцев пробрало до самой души. Все, они сковали меня, следили и не дадут помочь Катриане, показалось даже, что стоит успокоиться. Сестру искали, пусть обвиняли, но искали же. Люди регента больше меня понимали в таких делах и быстрее справятся.

Обреченное равнодушие развеялось, стоило открыть один из сундуков за возвышением. Там хранились нитки, иголки и ткань, чтобы занять руки во время долгого пребывания здесь. На глаза попалась работа Катрианы — салфетка с красной розой. Она только начала вышивать листья, которые выглядели слишком светлыми. Я говорила, что нужна нитка темнее, но сестра не послушала, она любила светлые цвета…. Любит! С ней все хорошо.

Я схватила салфетку, устроилась на скамейке и принялась с ненавистью вонзать иголку в ткань. Вышью и светлые, и темные листья, а потом покажу Катриане. Она увидит, что ошибалась, увидит своими глазами, клянусь!

Позже стало ясно, почему принцесса не отпустила меня сразу. В отличие от короля, она принимала прошения каждый день. К ней допускали немногих: в законе о женщинах почти не говорилось, и прав у нас было мало. Это я хорошо усвоила за годы здесь.

Сегодняшняя просительница не отличалась от остальных — молодая дама с затравленным взглядом. Хорошие манеры выглядели странно из-за старой одежды, протертой на локтях. Она жаловалась на супруга, но я не слушала, думала о Катриане, цветке, капле крови на салфетке — забыла наперсток.