— Вам и лекарей велели не пускать? Несчастный болен, я только обработаю его ногу и уйду. Что здесь дурного, скажите? Господин, у вас есть отец?
— Женщина! Убери свой хлам! — взревел лысый стражник и вскочил на ноги.
На столе лежали фишки с черными точками, половину из которых я ненароком смахнула на пол. Стражники засуетились как ужаленные, боги, ведь перед ними была не высокородная дама, а простая служанка. От этой мысли похолодело в груди: сейчас со мной не будут церемониться, накажут.
— Родлик, отведи ее к старику, чтоб уже убралась отсюда на ослиный кол! — крикнул лысый.
На ослиный что? Я поняла, но искала другой смысл. Щеки загорелись, когда Родлик усмехнулся:
— Иди уже, потом помечтаешь.
Он направился к воротам, и я быстро сложила вещи в корзину.
Дверь открывалась с отрывистым стуком, похожем на хрип, будто из проема сейчас вывалится тощий пленник в лохмотьях. Я с трудом заставила себя войти внутрь и облегченно выдохнула, увидев простой длинный коридор с деревянными дверьми по обеим сторонам. В каждой было окно с решеткой, а рядом висели факелы. Стражник снял один и открыл передо мной дверь камеры. Только я обрадовалась, что избежала обыска, как снизошло озарение — этого не требовалось, потому что стражник не уйдет. Он вошел в камеру и поудобнее встал у стенки, сказав в глубину:
— Посетитель.
Тут же раздался кашель и скрипучий голос лорда Торсонта:
— Велиана, Ламиранс? Сучьи дети, явились наконец! Ждали, пока я не выдержу и отгрызу себе ногу? А ну зайди, кто там!
Даже этот добрый старик позволял себе такие выражения. Было горько не от слов, а понимания, что мир оказался таким.
Я забыла обо всем, войдя в камеру — маленькую каменную коробку без факела и свечей. Торсонту не дали даже кровати, и он лежал на соломе. Несчастный даже сесть не мог, только упирался локтями в пол и барахтался. Лорд будто высох, кожа облепила костлявое лицо, а жидких волос стало еще меньше. Камзол из синего бархата смотрелся, как насмешка — беднягу бросили сюда и забыли, чтобы он никому не мешал.
Заметив меня, Торсонт замер. Я снова впилась в корзину, но лорд не изменился в лице, только серые глаза потеплели.
— Ну чего смотришь, помоги сесть, — уже спокойнее сказал он.
Пока я поднимала его, Торсонт шепнул:
— Я видел, как вас забрали.
Вот оно, лорд не стал бы молчать и поплатился за это. Устраиваясь поудобнее, он кряхтел и с трудом ерзал, а меня распирало от гнева.
— Ну как там мои соседки? Леди Эвелиа поправилась?
— Поправилась, а леди Катриана еще в постели.
Захотелось кинуться Торсонту на шею — мне так не хватало поддержки. Я принялась стягивать его левый сапог, увеличенный на щиколотке, чтобы не тревожить больной сустав.
— Надолго? — В голосе сквозила обреченность, он все понимал.
Проклятый стражник стоял и наблюдал, нам не поговорить спокойно, и все мучения были зря. А я ждала, что будет просто, глупая.
— Портной приходил за платой? — спросил Торсонт. — Этот шарлатан наверняка прознал обо мне, ты смотри, постарается надуть. А Ламиранс почему не явился, сбежал? Вот ведь… наверняка что-нибудь стащил.
Да простят боги, но было невыносимо слушать его протяжный голос. Не удавалось найти тайного смысла в сказанном, а я так надеялась узнать что-нибудь и помочь сестре. Вид подагры удручал еще сильнее — две большие шишки покраснели и будто готовились лопнуть. Я аккуратно капнула на них зелье, а Торсонт не унимался:
— Сейчас все разбегутся, вот увидишь. Явятся только за долгами, будто я когда-то их не платил. Нет, люди ничего хорошего не помнят.