— Да. — Велена убрала нож и, сев на постели, протёрла глаза. — Кто следит за домом Санта?

— Я позволил себе подкупить стражей. Но завтра нам лучше вместе пойти туда. Убийце нужно время, чтобы составить план, поэтому сегодня Сант в безопасности. Могу я спросить?

— Спрашивай.

— Мы хотим спасти Санта или просто выследить убийцу?

 Велена потёрла глаза.

— Ты не испытываешь к нему симпатии? — ответила она вопросом на вопрос.

— Он – энтари.

— Да ты расист!

— У меня хорошая память. Я помню бой на арене. Кто хотел меня убить… и кто не дал умереть.

 Норен отвернулся.

— Я бы его допросила, — заметила Велена, — если будет возможность.

— Хорошо.

 ***

 Проснувшись, Велена вышла в гостиную и обнаружила картину, достойную пера семейного портретиста. Лемера сидела в кресле у камина и вышивала салфетку. Волосы её, с одной стороны освещённые пламенем, а с другой — солнечными лучами, падавшими сквозь окно, дышали колдовской тайной.

 По другую сторону камина на полу сидели Норен и Вайне. Норен что-то втолковывал мальчику, который чертил круги и квадраты стилусом на восковой дощечке. Велена остановилась у двери, наблюдая за идиллической картиной и посмеиваясь про себя, но подслушать их разговор не удалось.

— Доброго утра! — сказала Лемера, не отрывая глаз от вышивания. Вайне тут же подскочил и замер в низком поклоне. Норен не обернулся, только взял в руки рисунок мальчика и принялся внимательно его разглядывать.

— И вам того же!

 Велена подошла к Лемере и замерла у неё за спиной, рассматривая причудливый узор цветов.

— Велена, ты не могла бы отпустить мальчика погулять? Или хотя бы разрешить ему сесть? — прозвучал в наступившей тишине голос Норена. Велена подняла глаза на Вайне — тот стоял всё так же неподвижно, опустив глаза к полу.

— Что вы делали? — спросила патрициана, переводя взгляд с одного крылатого на другого, но оба молчали. Велена сдалась. — Ладно, Вайне, иди, погуляй во дворе.

 Когда дверь за мальчиком закрылась, Норен, наконец, повернулся к Велене.

— Я пытаюсь понять, — сказал он и замолчал, подбирая слова.

— Он сказал, что у крылатых было три касты, — продолжила Лемера вместо него. — Не помню, как он назвал их. Что-то вроде учёных, художников и мастеров.

— Талах-ар — познающие разумом, талах-ир — познающие сердцем, и талах-ан — познающие руками, — поправил её Норен, — Такими они рождались и от природы были одарены в чём-то одном. Талах-ар... — он сделал неопределённый жест вокруг левой части головы, — развита больше. Но талах-ар слабы телом и сухи в чувствах. Талах-ир — правая сторона. —Он сделал такой же жест справа. — Они создавали прекрасные скульптуры и картины. Я видел кое-что из творений крылатых во дворце вашего императора и во дворце Санта. Талах-ан — нечто среднее. Они сильнее и усидчивее, больше приспособлены делать, чем думать. И вот я пытался понять... этот мальчик… кто он – талах-ир, талах-ар или талах-ан?

— Человек становится тем, кем хочет. Как вы можете считать нас дикарями, если с детства приговариваете своих детей к судьбе, определённой его родом?

— Нет. Принадлежность к касте определяет не род. У крылатых нет рода. — Норен покачал головой, — Боюсь, я не могу объяснить. Ты не крылатая, а я не талах-ар. Это разговор слепого с глухим.

— Хорошо. И что же ты выяснил?

 Норен ответил не сразу. Он протянул Велене рисунок, та смотрела на бессмысленное скопление геометрических фигур.

— Что это? — спросила она.

— Я просил его отразить на доске то, о чём я говорю. Это маленькое испытание. А для него — просто игра.

— Видимо, ты говорил что-то про талах-ар и талах-ир, потому что я ничего не понимаю.