***

С ужасом и болью Дайнэ смотрел на то, что осталось от его госпожи.

- Лира… - он произнёс имя, которое не называл вслух уже так давно, но столько лет произносил во сне, и тут же поправился: - Намэ…

Дайне упал на одно колено, как и двадцать восемь лет назад, когда увидел свою повелительницу впервые. Намэ изменилась. Постарела сильнее, чем может постареть крылатая. Лицо будто ссохлось и свет в глазах… Дайнэ не был уверен, что от него остались хотя бы угли. Он смотрел в лицо – такое чужое и такое родное, и не мог оторвать взгляда, вопреки этикету, вопреки инструкциям. Лира должна была приказать встать. Аран-тал должен был стоять так, пока намэ не прикажет подняться, но он видел, что Лира совсем не в состоянии принимать решения.

- Они сейчас придут. Отдайте приказ.

Глаза Лиры заметались по комнате.

- Намэ… - лицо Дайнэ озарила счастливая улыбка. Какой бы не была его госпожа – ему было всё равно. Это была она. Наконец, это была она.

- Бежать… ты пришёл, чтобы мы бежали? Или ты тоже пленник? Или… или мы победили?.. – в последнем вопросе надежда - слепая, как тьма вокруг.

Дайнэ улыбнулся, но горечь сквозила в его улыбке. Он старался. Так старался, как только мог. Он помнил, чего намэ хотела от него. Он не бросил доверенных ему крылатых. Но как бы он не старался, не мог переделать самого себя. И одна единственная крылатая, ради которой он жил, была для Дайнэ важнее всех остальных.

Инаро покачал головой.

- Как вы приказали. Пришёл за вами. Прикажите встать. Прикажите убить их всех.

Лира улыбнулась – совсем невесело, одними губами.

- Ты же не любишь убивать.

На одно короткое мгновение Дайнэ опустил веки, не смея смотреть ей в глаза. «Крылатые предки… Тебе столько ещё предстоит обо мне узнать…»

- Прикажите, - твёрдо повторил он, открывая глаза.

Лира опёрлась на руку, протянутую к ней, и попыталась встать. Она была слишком слаба, и, не дожидаясь разрешения, Дайнэ вскочил и подхватил на руки падающую талах-ар.

Лира лежала в его объятиях и смотрела снизу вверх поблёкшими, почти бесцветными глазами.

- Уведи меня, - прошептала она, - прочь отсюда. И мы будем говорить.

Боль и усталость исказили её по-прежнему красивое лицо. «Я убью их всех за то, что они сделали с тобой. Мне не потребуется приказ».

Дайнэ кивнул и поднял лицо к выходу, туда, откуда уже доносился топот сапог.

***

Когда в проёме двери показалась фигура, закутанная в алый гербовой плащ, Дайнэ осторожно опустил пленницу на землю и отвернулся. Перед глазами всё ещё стояло лицо с выцветшими ресницами, сухой, как папирус, кожей, бледными губами. Нет, перед глазами стояло другое лицо, молодое, освещённое улыбкой, поймавшей очарование солнечного луча.

Дайнэ стиснул зубы, заставляя себя сосредоточиться на враге, преграждавшем проход. Довольное, уверенное в себе лицо. «Ты привык видеть в крылатых рабов. Ты привык, что мы ни на что не способны. Ты ошибся, проклятая тварь. Я больше не талах. Давным-давно. Двадцать восемь лет – с тех пор, как вы отняли у меня Её».

Ему не требовалось думать, чтобы рука легка на саркар, и пальцы до предела нажали кнопку. Из небольшого цилиндра, не занимавшего много места, выскочили с обоих концов такие же продолжения. Оружие, не созданное для того, чтобы убивать. Оружие, придуманное народом, не знавшим войны. Он нажал ещё раз и ещё раз, пока на концах цилиндров не появились обоюдоострые клинки. Оружие, которое было запрещено. Когда-то давно, когда они ещё не знали, что такое боль. Клинки на своём саркаре Дайнэ смазывал ядом. Зельем, которое придумал другой народ. Народ, который заставил его полюбить смерть.