Норэн хотел было сесть на край постели, но это показалось ему неуместным — так он оказался бы выше своей госпожи. В последний момент он передумал и опустился на пол на колени, положив на постель только локти. Он внимательно смотрел за реакцией Велены, но взгляд патрицианы остался недовольным.

Норен против воли вспомнил, как Хейд лежала перед ним израненная в маленькой пещерке на высоком утёсе. Как легко ему было тогда. Энтари не была патрицианой. Просто усталой израненной женщиной, которая нуждалась в заботе.

— Я боюсь тебя, — прошептал он и только потом понял, что говорит вслух.

Норен побледнел, осознав, что сказал. Велена смотрела на него всё с той же усталой грустью.

— Ведь я не причинила тебе боли, — сказала она после долгого молчания.

— Я боюсь того, каким ты делаешь меня. Если ты ударишь меня кнутом, я могу попробовать ударить в ответ. Но если ты просто положишь руку мне на грудь… я перестану видеть и слышать всё вокруг.

Велена устало опустила голову на подушку и прикрыла глаза.

— Я никого и ничего не боюсь, кроме тебя.

— Я ничем не могу помочь, — сказала энтари.

— Ты делаешь меня слабым. А слабый раб станет тебе не нужен, верно?

Велена вздрогнула и открыла глаза.

— Норен, — сказала она, — я очень устала. Пожалей меня. Я тоже боюсь. Но в отличие от тебя, я боюсь всех. Даже собственной кухарки. Я боюсь того, что ждёт нас впереди. Но, как и ты, я боюсь, что хоть одна живая душа узнает о том, что я боюсь. У меня нет никого, кроме тебя. Теперь у меня нет даже Лемеры. Ты не понимаешь, почему ты должен быть рабом. Не понимаешь, в чём твоя вина, кроме того, что ты родился крылатым в годы, когда им суждено было покориться энтари. Но что я сделала для того, чтобы родная сестра мечтала меня убить? Родилась Хейдом, не более. Что я сделала для того, чтобы твой народ мучал меня? Родилась энтари, не более. Что я сделала для того, чтобы последняя псина в Вечном Риме, этом городе, воняющим гнилыми фруктами и розами, чтобы каждая собака боялась меня и мечтала убить? За что меня хотел убить Флавий? За что меня ненавидит Сант? Что я сделала всем им, кроме того, что родилась Хейд? Ты знаешь меня почти год. Разве я была жестока с тобой? Разве я воспользовалась хоть раз твоими слабостями? Только раз — один раз за это время я сорвалась, в день, когда погибла вся моя семья. Пожалуйста, хотя бы ты не бойся меня. Ведь ты последний, кому я решусь причинить боль. Мы так далеко от Рима, что все разговоры о свободе и рабстве уже не имеют смысла. Я дала тебе единственное, что у меня осталось, единственное, что я умею, кроме как убивать. И мне больше нечего тебе предложить. Если ты отвергаешь это — мне остаётся только просить тебя не оставлять меня. А я всё ещё Хейд. Я, наверно, не буду просить. Но если ты уйдёшь, мне больше не за что будет бороться.

Велена перевела дыхание и отвела взгляд. Теперь она смотрела на брусья потолка, мерно покачивающегося в такт волнам.

— Я очень устала, — повторила она. — У меня нет сил уговаривать тебя. Если ты не будешь спать — то позволь, посплю я.

Норен потянул её за руку и, прижав к себе, кивнул.

Велена не поворачивала головы, и Норен тоже молчал. Сердце билось медленно и сильно, в том же ритме, что волны били о борт корабля. Рука Велены оставалась расслабленной, даже когда Норен стиснул её сильней.

— Патрициана… — тихо позвал он.

— Назовёшь меня так ещё раз — убью, — отозвалась Велена, не поворачивая головы.

Норен поднялся и бесшумно прилёг на кровать рядом с ней. Обнял поперёк живота и положил голову на плечо.